— Сейчас Кокс выведет жертву и мы уезжаем, — сказал я им, оттесняя от входа в дом.

— А обыскать тут все? Вдруг потомки… — спросил синеглазый, глянув на освещенные окна дома.

— Уже сделано, — снова не моргнув, солгал я и передал им девушку, занимая делом. — Несите к машине. Она и ферриншин поедут с вами. Туата повезу я сам.

Уже через полчаса мы выехали на трассу. Я везу тебе трофей, Мать всех фейри, но и не подумаю отдать его просто так. Больше такой дурости, как притащить в дом архонта, не сотворю. Поручу его спрятать и придержать Коксу, будет от него еще польза. Если меня, свое творение с искрой, ты смогла отслеживать, то, очевидно, ни человека, ни туата, ее лишенного, — нет. Я хочу гарантии обладания моей жемчужиной в обмен на проклятого.

14. Глава 14

— Пора искать место для ночлега, — негромко сообщил принц, не посмотрев — нежно огладив Илву взглядом, в какой уже раз за пару дней совместного пути вызвав у меня прилив чего-то тягучего и слегка болезненного. Зависти, походу. Или сожаления, что один наглый, циничный похотливый тип сейчас находится черте где. Даже не в одном со мной мире. Неправильное вообще-то чувство, но ведь они, чувства эти, такая штука разуму не подвластная почти. Или есть или нет, и делай с этим что хочешь.

Хоть мне и казалось, что местами Раффис ведет себя чрезмерно церемонно, но это с лихвой компенсировалось степенью его сосредоточенности на своей Единственной. Искренней причем, а не нарочно выпячиваемой. То, как он смотрел на Илву… Наверное, любая женщина пожелала бы такого. Нет, не отслеживания в каждую секунду времени, не гипер опеки, не в этом дело. Это как… не знаю… гравитация между двумя, что может быть и не видна, но существует, и ее мощи ничему не отменить. Короче, местами я чудилась себе двумерной, прозрачной и плоской, декорацией, на фоне которой живет, двигается, дышит реальная объемная Илва, вот как Раффис смотрел.

А вот сама девушка чаще всего глядела на своего дракона так, как если бы в режиме нон-стоп размышляла над чем-то или решала сложную задачу.

— Да, пора, — согласилась Илва, бросив взгляд, как ни странно, не на еще совершенно светлое небо, видневшееся между густыми кронами исполинских деревьев, а куда-то в гущу стволов.

За эти два дня я уже чего только ни навидалась, и жуткого, и прекрасного, а чаще всего соединяющего в себе эти два понятия поровну, но так и не поняла по каким признакам Илва с Раффисом определяют приближение скорой ночи. Сумерки — густые, пугающе плотные, накатывались внезапно, в считанные минуты буквально. Становилось темно настолько, что руки вытянутой не видно, и само собой в сердце тут же впивался первобытный какой-то страх родом из махровой пещерной древности, щедро приправленный еще и тем же самым уже жителя исключительно городских джунглей. Через несколько минут этой черноты проявлялись местные ночные всевозможные обитатели, заявляя о себе новыми звуками голосов, уханья и стрекотания, щелчков, а еще свечением. Вот где жуть. Монотонно мелькало, как будто билось чье-то сердце-фонарик, стремительно перемещались в кронах целые облака, меняющие пугающие очертания и излучающие мягкое свечение разных тонов, в траве змеились сияющие ручейки. И все это нисклько по факту общей тьмы не рассеивало, а как будто ее наоборот усугубляло, нагоняя еще больше тревоги.

Первую ночь я думала, что ни за что в таком заснуть не смогу, но пока Раффис занимался нашим ужином, что опять состоял из того, что совсем недавно бегало неподалеку, Илва нарвала каких-то крупных листьев, подсушила их над пламенем и принялась растирать, используя в качестве емкости для получающегося порошка еще один лист побольше. От помощи, мной предложенной, девушка отказалась. Потом достала из своей котомки какой-то мешочек, сыпнула из него чего-то кирпичного цвета, смешала с лиственной трухой, а потом поднялась и обошла место нашей стоянки, посыпая землю и кусты.