Я вдруг осознала, что дрожу, и все мышцы у меня напряжены до боли. Никогда прежде я не была так напугана. Но я также испытывала волнение, как бывает, когда близко подходишь к огромному пылающему костру, чувствуешь жар, опасаешься, как бы огненная стихия не вырвалась на волю и не уничтожила тебя — и наслаждаешься этим страхом. В животе стало горячо, голова кружилась, кровь гулко бухала в висках.
Его руки скользнули вперед; на грудь легла холодная цепь. Едва слышно щелкнула застежка. Фон Морунген наклонился, его дыхание щекотало затылок. Он опять опустил ладони на мои плечи, приковывая к месту, и молча рассматривал меня сверху. Его взгляд я чувствовала так же отчетливо, как и тяжелое прикосновение его рук. Я боялась вздохнуть и пошевелиться, чтобы не спровоцировать его на что-то еще.
— Красиво, — сказал он тихим и хриплым голосом. — Но это украшение для зрелой женщины. Тебе требуется что-то легкое и жизнерадостное. Не обагренное кровью.
— Пожалуйста, снимите и дайте мне уйти, — следовало произнести эти слова решительно, но мой голос был робким от охватившего меня мучительного напряжения. Хищники чувствуют слабость. Она питает их силы, она подталкивает их к диким поступкам.
Ладони фон Морунгена скользнули ниже по моим плечам, сминая тонкую ткань рубашки. Его лицо было близко от моих волос; он с шумом втянул воздух, смакуя их запах. Его сердце стучало громко — не на три, а на четыре такта. Механический голем, потерявший контроль и наслаждающийся трепетом чужой жизни…
И тут мне стало не только страшно, но и тоскливо, словно вот-вот произойдет что-то непоправимое, и я никак, никак не смогу этому противостоять! У меня нет сил, и нет храбрости, руки и ноги слабые и вялые, как былинки, а этот мужчина… он же не слышит, что я говорю. Он вдвое больше меня и… не в себе. И я совсем одна, заперта в сердце неприветливого замка, никто не придет мне на помощь, даже если закричу — все звуки заглохнут и потеряются в его бесконечных коридорах.
В висках бешено стучала кровь. Я находилась в шаге от настоящей беды. Нет, не зря именем Железного Полковника пугали детей в Ольденбурге!
Что было сил я рванулась вперед, освободившись от мужских рук. Зацепила столик: зазвенели и покатились бутылки. Отскочила в сторону и одним движением сорвала ожерелье, сломав застежку, и отбросила его на ковер. Цепь ободрала кожу, шею обожгло, как раскаленным железом. Я в гневе уставилась на темную фигуру. Фон Морунген сейчас выглядел как сам дьявол: взъерошенный, мрачный и грозный. Он словно источал агрессию и опасность.
— Майя, — обронил он и сделал шаг вперед.
— Не подходите ко мне!
Фон Морунген не послушался. Он неторопливо отодвинул кресло, а потом протянул руку и крепко сжал мое запястье.
— Постой, — произнес он сердито. — Что ты делаешь? Не убегай. Послушай, я скажу тебе, почему…
Он потянул меня к себе. От растерянности я сильно толкнула его в грудь, а когда он на миг разжал пальцы, вырвалась и кинулась к двери. Барон чертыхнулся и не спеша пошел за мной. Его тяжелые шаги звучали неотвратимо.
Я выскочила в коридор и разом ослепла в кромешной темноте. Бежать, бежать, все равно куда — подальше от этого замка и от грубого наместника, в которого точно черт вселился!
Возвращаться в свою комнату нельзя: он настигнет меня там, и тогда… Мелькнула мысль кинуться в покои к госпоже Шварц или князю и попросить защиты, но оба ночевали в дальней башне — слишком далеко, не успею, меня догонят!
Я ринулась в бесконечный тоннель коридора, слыша лишь стук собственного сердца и прерывистое дыхание. А еще всюду чудились призрачный шепот и потусторонний смех. Они шли от стен, от каменных изваяний, из черных углов и провалов ниш.