Людей селят по десятку на одну маленькую каюту без кроватей. Санузел один на этаж. Нам выдают старые матрасы и мягкие подстилки, а справлять нужду часто приходится в ведро.

В первую очередь всех заставляют избавиться от вещей – теперь личный багаж позволен лишь в размере нескольких килограммов на человека. Тонны одежды и других предметов выбрасываются в открытый космос, лишь бы на крейсере не было перегруза.

Но это не решает проблемы голода.

Чтобы получить больше одной порции безвкусного пайка в день на себя и сына приходится много раз вносить свое имя в список.

Список смерти.

4. Глава 4. Как раньше уже не будет

Список смерти - перечень тех, кто готов пожертвовать собой в случае, если ситуация на космическом ковчеге ухудшится.

Если случится перегруз, значительная поломка или другая беда, угрожающая жизни всех четырех тысяч людей.

Через пару недель ломается часть системы вентиляции и инженерам пока не удается ее починить. В каютах душно, как в самый жаркий месяц лета. Но это пока не критично.

- Мама, - слышу тихий голос и открываю глаза.

Надо мной склоняется Ноам. Его зеленые глаза едва видно в тусклом свете ночника, детское лицо выражает искреннее волнение.

- Что такое, милый? – спрашиваю, приподнимаясь на локтях и вытираю вспотевший от духоты лоб.

Мы живем в каюте с семьей того архитектора. Милые люди, а его жена Марта вообще прелестная женщина. Неделю назад мы с ней шили прокладки из тряпья для их старшей дочери.

Забавно, что крейсер – высокие технологии, но большинству людей здесь приходится выживать, словно нищим. По сути мы и есть бедняки, без гроша за душой.

- Ты слышишь, мам? – спрашивает Ноам и хмурит брови.

Он сидит рядом со своим матрасом на корточках и обнимает колени маленькими ладонями. Его короткие светлые волосы зачесаны назад и виден небольшой выпуклый лоб. Он повзрослел за последние месяцы, стал сильнее.

Я так им горжусь, и моя душа поет от одной мысли, что мой мальчик со мной.

Я прислушиваюсь. Сквозь тишину пробивается лишь тихое жужжание вентиляции в коридоре.

- Что именно?

- Котенок плачет, - шепчет он.

Я снова напрягаю слух и улавливаю тихие жалобные мяуканья за пределами каюты.

Черный кот обнаруживается за решеткой неработающей части вентиляции. Если бы не яркие зеленые глаза, в темноте его невозможно было бы рассмотреть. На ночь в коридорах вырубается почти все освещение.

Ноам притаскивает стул, и я встаю на него, чтобы отставить решетку и высвободить животное.

- Смотри, мам! – улыбается Ноам, когда котенок приминается вылизывать его руку шершавым языком. – Он голодный?

- Скорее всего. Мы должны найти его хозяев.

- Но почему мы не можем оставить его себе? – спрашивает он обиженным голосом, и его маленькая ручка замирает между ушами взволнованного кота.

Я приседаю, чтобы заглянуть в родные глаза, кладу ладони на узкие плечи.

- У него должен быть хозяин, который сейчас волнуется. И ты же знаешь, милый, животные были запрещены. Кто-то нарушил правила, когда не отдал его проверяющим.

- Значит если мы станем искать хозяина, они узнают и убьют его! – решительно заявляет Ноам.

Это правда. Мой сын уже многое понял о людях и смерти.

Ноаму всего семь, но его детство не такое, как у обычного ребенка.

Мое сердце постоянно сжимается от боли, стоит только вспомнить о мире, которого мы лишились.

Он вырастет уже другим. Все дети на этом крейсере – поколение катастрофы. Обстоятельства забрали у них детство.

Пусть хотя бы кот напоминает ему о прежнем мире и вызывает на его лице улыбку.

- Хорошо, - выдыхаю я, - но сначала мы поговорим с Гриффинами, если они согласятся…