Я считаю именно арабских лошадей пределом мечты любого уважающего себя конника и лошадьми с большой буквы.

Поскольку арабы представляют чистокровную породу, то жеребцов часто используют в качестве улучшателей у полукровных. И меня коробит, когда их ценят только за это. Но, увы, потребительское отношение к людям и животным – проблема нашего века. В чем мне самой недавно пришлось убедиться.

— Да ты издеваешься! — бурчу себе под нос, когда жеребец снова убегает в дальний угол плаца, а потом поднимает свой “петушиный” хвост и справляет нужду.

Уже в третий раз.

До меня доносится сексуальный мужской смех, но я не оглядываюсь. Слишком много чести.

Ворон смотрит мне глаза. Уши стоят торчком – он напряжен. Пытается понять, буду я еще его гонять или отстану.

Или думает – да что сегодня не так с его хозяйкой.

Я медленно приближаюсь и терпеливо продолжаю общаться с животным. Но Ворон снова отбегает. Я делаю вид, что не замечаю его выходки, и прошу сузить круг.

Не хотелось бы грозить ему шамбарьером. Да и сложно заставить Ворона что-то делать без его согласия. Если щелкнуть бичем, закричать или побежать за ним сразу, он только разозлится в ответ.

Главное – оставаться спокойной самой, ведь лошади очень хорошо чувствуют эмоции. И мой жеребец всем своим видом говорит: «Когда успокоишься и будешь готова, тогда я вернусь к тебе».

А это не так уж и просто, учитывая, что прямо сейчас на меня смотрит Меглин. Он стоит, небрежно поставив ногу на нижнюю перекладину ограды, длинные руки, согнутые в локтях, свисают с верхней.

Несмотря на жару Костя снова одет во все черное. Белокурая голова, словно маяк, притягивает мой взгляд. Я вижу его боковым зрением. Между нами метров двадцать.

Не знаю, как давно Костя за мной наблюдает. Я заметила его минут пятнадцать назад.

Первым порывом стало желание поскорее закончить тренировку и отвести Ворона в конюшню, но я переборола минутную слабость.

Клуб, плац, конюшня – это моя территория. Меглину здесь не место. Вот пусть он и проваливает.

Я снова жалею, что отговорила тем вечером Эффи звонить на пост охраны. Возможно, если бы Меглин знал, что я не собираюсь с ним церемониться, он бы прекратил свои дурацкие преследования. Но и показывать, что меня волнует его возвращение, я тоже не собираюсь.

Когда я наконец поворачиваю голову, чтобы взглянуть на Костю и дать понять, что не боюсь его, Меглина уже нет на месте.

Встреча с Вороном проходит не так плодотворно, как я планировала.

Пытаясь приструнить его, я находилась из одного конца плаца в другой – а это ни много ни мало девяносто метров. Поэтому после тренировки я выжата как лимон.

В раздевалке клуба никого нет.

Я опускаюсь на скамейку, стягиваю краги, разуваюсь и не спеша снимаю одежду и белье – трусики-шортики и топ. Между грудей собралось несколько капелек пота, вся спина взмокла.

В душевых кабинках тоже пусто.

На ходу распуская волосы, я захожу в крайнюю кабинку и прикрываю дверцы из толстого матового стекла.

Сегодня будний день, сезон отпусков, поэтому в клубе мало конников и любителей верховой езды.

Я заметила, что была занята только одна из левад. Сергей Баркович, Женин папа, выгуливал свою кобылу.

Он занялся лошадьми после смерти Жени, когда появился Клуб. Иногда мы пересекаемся с ним в конюшне, можем переброситься парой слов о своих подопечных. Наверное, он единственный человек в нашем городке, с кем я могу обсудить успехи Ворона.

Но народ вот-вот подтянется. С двенадцати плац уже зарезервировал очередное приезжий.

Вымыв волосы, я выдавливаю на ладонь гель для душа, тщательно растираю и встаю под воду, чтобы смыть пену. В теле ощущается странная истома. Стоит задеть грудь, как внизу живота появляется тянущее ощущение. Пальцы сами скользят к гладкому треугольнику между ног, раздвигают половые губы…