− Что, правда глаза колет? – подалась я немного вперёд. − Ладно, ты забыл маму, даже ее фотографии убрал со стола и из своего кабинета. Чем они тебе помешали? Или это твоя новая пассия была недовольна ее негласным присутствием между вами, и ты решил загнать себя под ее каблук? С глаз долой и из сердца вон, правильно, как и из памяти? Я еще могла простить тебе этот жалкий поступок, но только не то, что в дом, который строила мама, обставляла его с любовью и заботой для тебя, для меня, ты решил привести другую, несмотря на мои протесты и выходки. Желаю вам…

И осеклась. Не знала, что желают в таких случаях. Плохого сулить язык не поворачивался. Все-таки, он мой отец и кроме него у меня никого нет ближе. Не было. А вот у него теперь на первом месте не родная дочь, а чужая женщина. Просто залпом допила содержимое своего бокала, поставила его на стол, в последний раз взглянула на отца и просто ушла оттуда. Молча.

Зачем я там была нужна? Третья лишняя. Для чего только позвали? Унизить? Уничтожить? Показать мне, что я другого и не стою, кроме как быть на вторых ролях?

Туманной головой вышла на улицу. Водитель и охранник в одном лице тут же появился рядом со мной, стоило мне оказаться на улице. В руках он держал мою верхнюю одежду, про которую я совершенно забыла. Он накрыл мои плечи и повел в сторону машины отца. Я не стала противиться и вызывать себе такси, чтобы добраться до дома. Не в таком состоянии. Словила на себе участливый взгляд того самого охранника, который был рядом с нами, когда еще жива была мама, сжала кулаки и просто забралась на сиденье машины. Весь путь до загорода, где в одном из элитных поселков находился наш дом, я всю дорогу смотрела в окно. Слез отчего-то не было. Я думала, что буду рыдать всю дорогу, но нет. В душе была пустота, как пустыня Сахара, где гулял один лишь безжалостный ветер, не давая покоя песку. У меня же внутри поселилась боль, въедливая и только разрастающаяся в геометрической прогрессии.

Вздрогнула, когда мы заехали за ворота нашего участка. Мне впервые не захотелось находиться здесь. Словно отец осквернил память о маме и дом теперь казался совершенно чужим. Анатолий Валерьевич, охранник, открыл мне дверь.

− Ника, − обратился он было ко мне, словно хотел выразить поддержку или что-то сказать, но я остановила его.

− Не надо, дядь Толь. Со мной всё хорошо, я справлюсь, − и медленно двинулась в сторону входа. – Сообщите папе, что я дома и что со мной все хорошо, лишнего сообщать не стоит, или не говорите ничего. Отдыхайте.

Я не стала дожидаться ответа мужчины, который знал меня с самого рождения и по-своему за меня переживал и беспокоился, возможно, даже опекал. Вон, даже чужому человеку, подчиненному есть до меня дела, но только родному отцу.

Дом встретил меня темнотой и тишиной. Вдохнула полной грудью, но прежнего трепета не почувствовала, как и родного запаха, будто за один вечер все тут поменялось. Словно после новости о женитьбе отца я резко оказалась здесь чужой. Будто одно лишь словесное заявление выбило меня из обычного уклада жизни отца. Вот была Веро́ника Горская и уже нет ее. Сломали и выбросили, как ненужную вещь.

Провела рукой по стеклянной консоли, что стояла в прихожей, словно проверяла пыль на поверхности. Остановилась, добравшись до дорогой вазы на ней, где стояли свежие цветы. Замерла на пару секунд. Раньше мама всегда сама составляла цветочные композиции и расставляла их по всему дому, сейчас же этим занимались специальные люди. Без души и особой любви, за хорошие деньги и потому что надо, это их работа.