– На колени, – тем же резким тоном приказал Немцов, стоило мне стянуть с бёдер трусики.

Не выходя из темноты, медленно осела на колени, подалась немного корпусом вперёд, стыдливо прикрываясь волосами. Не любила делать минет. Слишком чувствительно реагировала на попытки пролезть поглубже, выворачиваясь от рвотного рефлекса. Сразу отвесила себе внутренне пинок, напоминая почему я здесь. Если надо, то, наверное, научусь делать горловой.

От ожидания зачастил пульс, кровь хлынула к лицу, давя на уши и болезненно врезаясь в виски́. Сквозь шумное дыхание и монотонный гул в ушах, услышала шелест пакета, мелодичный, металлический звон, ощутила вибрацию в воздухе. По коленке мазнула ткань, на затылок легла тёплая рука, в волосы зарылись пальцы. Ждала толчка головки в губы, неосознанно стиснула зубы.

Готовилась к чему угодно – к грубому внедрению в рот, к лёгкому шлепку по щеке, даже напряглась, ожидая удара плетью по спине, но не готова была к тому, что на шее туго сомкнётся ошейник, а по плечам полоснёт холодная цепь.

Дёрнулась, резко распахивая глаза и встречаясь с издевательским, надменным взглядом. Медленно подняла руку, коснулась шершавой кожи с металлическими клёпками на ней, издала непонятный звук, сглатывая подступивший комок горечи. Никакого питомца нет. Вернее есть… Немцов завёл себе зверушку.

– Это твой парадно-выходной костюм. Специально заказал для тебя в пет-шопе – оскалился Игнат, дёргая за цепь и подтягивая к себе. Заклёпки болезненно впились в шею, и я невольно потянулась вперёд, в попытке уменьшить давление. – Передвигаться будешь на четвереньках, есть и спать на полу. За нарушение приказа последует наказание, которое тебе очень не понравится.

Он говорил, и с каждым словом накатывала тошнота. Не смогла сдержать слёз, жалящих солью щёки и капающих на грудь. Стыд накрыл с головой, унижение чернотой просочилось в сердце, разрушая защитную оболочку.

– Будешь держать всё время в комнате? – прошептала, пытаясь смириться с новым положением.

Лучше бы тяжёлая работа, скудное питание и кандалы, чем так… голышом, с ошейником и с цепью в его руке. Всхлипнула, представив, как выгляжу со стороны. Господи, не дай бог кто-нибудь войдёт в спальню.

– Нет, – присел на корточки, равняясь со мной глазами. – Когда я дома, будешь везде следовать за мной, как послушная сука за хозяином.

– Голой? На поводке? Ты же шутишь, Игнат? Дом полон прислуги, наверняка, наведываются гости. Как я буду ползать перед ними без одежды и на четвереньках?

– Твоя задача служить и выполнять любые мои приказы, – процедил сквозь зубы, наматывая звенья на кулак и притягивая меня к себе. Злость ощутимо полоснула по лицу, царапая острой ненавистью. – Повторю тебе последний раз, Ира. Я не занимаюсь благотворительностью и прощать твоему папаше такой долг не собираюсь. Или ты расплачиваешься за него своей душой и телом, которые я за такую сумму пропущу через мясорубку, или Светлов пойдёт по этапу за финансовые махинации. Поверь, минимум пять лет я ему обеспечу. А теперь задай себе вопрос. Вернётся ли он к тебе?

Каждое его слово пробивало бронь, старательно наращенную годами. На что я готова ради отца? Наверное, на всё. Как когда-то он, заменивший маму, делавший возможное и невозможное ради моего счастливого детства и комфорта. Но чего мне будет эта жертва стоить? Унижения, позор, издевательства, порицание общества, невозможность жить после всего в этом городе, или вообще в стране. Вряд ли я когда-нибудь смогу выйти замуж, родить детей.

Дай бог, если смогу себя по кусочкам, излечить растерзанную душу, собрать растоптанную гордость, вернуть вкус свободы. Хотя… Вряд ли… Игнат весь фонит ненавистью и злостью. Он не оставит от меня живого места. Пустая оболочка, не видящая смысла жить.