– Скажите, – осмелела девушка, когда прошло несколько минут, – Тоня Харитонова правда отказалась идти в колхоз?

– Отказалась, – без эмоций подтвердила женщина.

– И что теперь с ней будет?

– Не знаю.

– А у неё правда золотая медаль?

– Она на неё шла...

– Значит, она может поступить в Москву?

– Шансы неплохие...

Односложные ответы несколько насторожили Машу, но она продолжила:

– А вы считаете, это правильно – отправлять всех без разбора в колхоз? Разве люди не должны заниматься тем, к чему есть способности?

– Это очень сложный вопрос, – прозвучал ответ, и девушке показалось, что в тоне засквозила настоящая грусть. – Чаще бывает, что в какой-то сфере люди нужнее...

– Значит, колхозники сейчас нужнее?

– Возможно, что так.

– Но она не хочет быть дояркой! Она же умная! Что она забыла в коровнике?! Это несправедливо! И как потом сложится её жизнь?!

– Я, конечно, многого не знаю и не понимаю, – медленно и тихо проговорила учительница, – но скоро олимпиада, а желающих поступать в Москву очень много. Они будут мешаться под ногами...

– Олимпиада в следующем году!

– Но население станет больше, если многие поступят в этом.

– Так значит, можно ломать человеческие судьбы просто потому, что кто-то решил почистить Москву?!

– Почему сразу ломать?

– Потому что! – В Маше боролись противоречивые чувства. Она так долго обо всём молчала, так долго терпела, приспосабливалась, что в какой-то миг совершенно перестала понимать смысл своих действий.

– Что у тебя случилось с Новосёловой? – перевела тему Валентина Михайловна.

– Она просто ду... – едва не выдала Иванова, но вовремя вспомнила, с кем говорит. – Она вечно везде лезет. А когда стала комсоргом, так вообще как с цепи сорвалась... Значок свой не снимает. Везде пихает его. Даже на прополку нацепила!

– Люда неплохая, просто она ещё молодая и неопытная. Она многого не понимает. Прости ей это, – тепло проговорила учительница, и девушка подумала – а вдруг она и правда несправедлива к Новосёловой?

– Только если она от меня отстанет...

– Она не отстанет, – с печальной улыбкой покачала головой Валентина Михайловна. – У неё мама секретарь сельсовета. Люда не имеет права опускать планку.

– Да кто её заставляет? – ошеломлённо повела глазами Маша.

– Сама Люда и заставляет. Ты пойми, она действительно хочет как лучше. Ей нравится быть частью большой системы, коллектива, она верит, что если приложить усилия, все люди исправятся, станут добрыми, честными, правильными...

– А вы тоже так думаете?

Учительница вдруг очнулась и смутилась:

– Не слушай меня, Маша. Я ничего тебе не говорила.

– Я никому не скажу, – чувствуя родственную душу, поспешно заявила Иванова. Она внимательно посмотрела на женщину и не без горечи заметила – Валентина Михайловна такая же, как она, только сломленная, подчинённая, позабывшая о собственном я. Но даже так ей удалось остаться прекрасным человеком, который всегда поддержит, утешит, поймёт, и не только её – Машу, – но даже и Люду Новосёлову.

– Толик! – закричала учительница и строго покачала головой. Мальчик невинно замер, сжимая в руках большую массу ряски рядом с головой ничего не подозревающей Ириши Сидоровой.

– А я ничего, Валентин Михална! – заискрилось лицо Толика, а зеленоватая копна булькнула под воду.

– Вот паразит! – добродушно усмехнулась женщина.

Маша Иванова оглядывала залитую солнцем речку, далёкий лес, кусты и траву и случайно заметила человека, который стоял на другой стороне реки. Высокий рогоз хорошо скрывал лицо, оставляя на виду лишь тень. Наверное, рыбак? Проспал утром и не дождался вечера. Но удочки не было заметно, и девушка решила перейти на другое место, чтобы лучше рассмотреть. Чем ещё ей заняться в эти скучные часы?