Пока мы не долетели до места, которое Эрик выбрал, чтобы приземлиться, и он, бережно опустив меня на землю, рухнул обессиленный, содрагаемый конвульсиями боли и истекающий кровью и гноем, я наивная радовалась тому, что впервые за всё это безумное утро Эрик, наконец-то, поступил разумно.

Только увидев его, я поняла, что тошнотворный запах паленого мяса не преследовал, а сопутствовал мне, потому что он исходил не от поджаренных черных драконов, оставшихся далеко позади, а поджаренного белого дракона, вернее, когда-то он был белым, сейчас он был цвета обугленного мяса и запекшейся крови. Его дыхание было настолько прерывистым и надрывным, словно такая простая и необходимая для жизни вещь как вдох и выдох не добавляла, а отнимала у него силы. Причем отнимала последние силы. 

От ужаса увиденного я застыла на несколько секунд в растерянности, не зная, что я должна сказать или сделать. 

Из легких Эрика вдруг донесся душераздирающий, кровь леденящий и сердце останавливающий надсадный хрип и его тело начало извиваться, изводимое судорогами…

– Мне, кажется, я умираю, Каро, – простонал он, заплатив за эти слова страшным, свистящим кашлем и лужей сгустков крови, которая изверглась из его пасти, вслед за кашлем. – Помоги мне, Каро! – из его груди снова излился рвущий на части мою душу и заставляющий трястись каждую клеточку тела истошный полустон-полухрип. Его тело раз за разом сотрясали всё более продолжительные и мощные судороги и конвульсии.

– Нет, ты не умираешь, Эрик! – твёрдо возразила я. – Ты сейчас просто перекинешься в нага, затем деэволюционируешь в дождевого червя, и через пару часов будешь как новенький! 

– Не, – он покачал огромной драконьей головой. – Не могу! Его снова сотряс кашель с кровью. – Я не могу из драконьей ипостаси перекинуться сразу в нага. Только из человеческой. Кошмарный по своей продолжительности и ужасающий своей интенсивностью приступ кашля вновь сотряс его тело. И зрелище изрыгаемых при этом крови и гноя было определенно не для слабонервных.

По крайней мере, я не могла больше смотреть на это и ничего не предпринять. Я знала, каким самонадеянным, безрассудным и неблагоразумным его уже сделало запретное знание. Я понимала, что новая доза магического вмешательства, которая сделает его ещё более могущественным, чем он уже есть, – только усугубит все эти качества. Эрик уже уверен, что любое море ему по колено. Он уже не видит оттенков: для него существует только черное и белое. Он уже лишен каких либо сомнений или сожалений в отношении действий, направленных на достижение его целей. Он уже не ведает ни раскаяния, ни сочувствия, ни сострадания по отношению к своим врагам. И да, я дала себе слово, что больше никогда не позволю Плюмо приблизиться к Эрику. Но когда я давала себе обещание, я ведь не знала, что речь будет идти о жизни и смерти Эрика. И потом это новое магическое вмешательство – будет только временным, успокоила я себя. И дала себе новое обещание, что как только я окажусь в Брокилоне, я поговорю с деревом-матерью Ветитум Шентием и мы с ней придумаем как нейтрализовать эффект запретного знания, воздействующего на Эрика.

– Плюмо, – позвала я, сделав небольшую ранку на тыльной стороне левой руки, чуть выше запястья. – Помоги Эрику всем чем сможешь!

Перо не надо было просить дважды, оно тут же окунулось сначала в мою ранку, после чего запорхало над умирающим драконом, который по мере его порхания всё меньше и меньше походил на дракона, а всё больше и больше на нага. Другими словами, Эрик был прав, Плюмо Шентием не создавал способности из ничего, он просто магически усиливал и развивал уже имеющиеся.