– Бедненькая. Надеюсь, Вселенная его наказала?

– Да.

– Ему жена рога наставила, вы в курсе?

– И сын негодяем вырос.

– Ой, батюшки! – Матильда резко хватается за сердце, глядя куда-то за наши спины.

– Твою маму…

Филатова вскрикивает.

– Офигеть!

– Вот рихнутая на всю голову!

Становится шумно. Пацаны и девчонки бесперебойно галдят. Шац подрывается со стула и мамонтом бежит к окну.

– Господи! Ох, ох! – встревоженно частит междометиями.

Да я и сам, когда вижу новенькую, шагающую за стеклом по парапету, такое существительное вслух выдаю…

– Абрамов! Ну-ка не выражаться мне здесь!

Встаём со своих мест.

– Джугели возомнила себя человеком-пауком?

– Щас как шандарахнется об асфальт, паук.

– Второй этаж.

– И чё? Этого достаточно для того, чтобы навсегда остаться овощем.

– Треш!

– Это вы виноваты, Ромасенко! Довели её! Мож она решила «того»? – часто дыша, тараторит Полина.

– Не мели бредятину, – наблюдая за Татой, отвечает Макс.

– Не орите! Замолчали все! – рявкает Шац, боязливо прижимая ладони ко рту.

Ребята затыкаются и тихо следят за передвижением Джугели.

Она тем временем наклоняется и ныряет в открытое нараспашку окно.

Ступает на подоконник.

Босая. Стоит в этой своей короткой юбке, позволяющей во всех деталях рассмотреть стройные, бессовестно длинные ноги.

Ветер бросает упрямую прядь тёмных волос на лицо.

Хмурится.

Сдувает. Дважды.

Кидает на пол сумку и туфли, которые держала в руке.

– Извините за опоздание, – произносит зло, окидывая присутствующих взглядом-вам-всем-конец.

– Матильда Германовна, у нас там… ученица за… окном, – в кабинет врывается перепуганная, лохматая француженка. Таращится в шоке на Джугели. Впрочем, как и все мы.

– Я разберусь, Екатерина Георгиевна. Вы… идите. У вас же урок?

– Да, в одиннадцатом Б.

– Тем более. Их ни в коем случае нельзя оставлять одних. Возвращайтесь к себе.

– Угу.

Закрывает дверь с обратной стороны, и вот тогда псевдоспокойствию Шац приходит баста.

– Тата, Боже мой! Как это понимать?! Что ты там делала?! – вопросы летят в девчонку пулемётной очередью. – Это ведь так опасно! Я требую объяснений! Немедленно!

Джугели спрыгивает с подоконника. Дёрнувшийся в её сторону грёбаный джентльмен Мозгалин так и замирает с открытым ртом и протянутыми граблями.

– ТАТА!

Она обувается, выпрямляется.

– Меня забыли в кабинете. Случайно закрыли на ключ, – равнодушно выдаёт полную чушь.

– Как такое возможно? Что у вас было?

– Иистория, – глотая слёзы, сипит Филатова.

– Виссарион Романович совсем уже? – Матильда прочищает горло. – Что же ты не написала никому из ребят? Не позвонила мне?

– Телефон дома забыла, – цедит, поправляя высокий хвост.

Забыла телефон? Врёт, однозначно. Он у неё был.

– А покричать, постучать? Ну подождать в конце-концов! – возмущается Германовна, её отчитывая.

– Я итак почти час там провела.

– Виссарион Романович на электричку побежал. У него с нами был последний урок. Он сам сказал и попросил де…

– Новенькая жива-здорова. Давайте уже к литературе вернёмся! – перебивает Филатову Ковалёва.

Любовь к литературе у неё проснулась. Ну-ну.

Переглядываемся с Горьким.

– Я могу сесть?

– Да, ты… Конечно, садись, – вытирая лоб платком, растерянно произносит Шац. – Задержись, пожалуйста, на перемене.

– Ладно.

– Ох и будут у нас проблемы, если Крылова кому-нибудь доложит.

– Бэшки быстрее с этим справятся, – подаёт голос Вепренцева. – Не сомневайтесь.

– Ага.

Джугели идёт к своей парте и я всё ещё не могу оторвать от неё взгляд.

– Продолжим занятие, – Матильда взбирается на свой трон и с трудом, но всё-таки возвращает взбудораженный коллектив к работе. – Напоминаю, мы обсуждаем «Тёмные аллеи» Бунина. Время порефлексировать.