— Всё-таки не веришь, да? — вздохнул Егор, пряча расстроенный взгляд. — Хорошо. Слушай тогда меня внимательно. Дело, значит, было так…

Он говорил, монотонно, неспеша, делая небольшие паузы, считывая с бледного лица разрушающие душу эмоции. Конечно, было глупо надеяться на иной исход. Вал однозначно первым делом спросил бы за Юльку, если не у него, то у её полоумных родственничков точно. Лучше он узнает правду от него, нежели от них.

— …Когда не удалось выйти на Глеба, пришлось выйти на его жену. Да, да, я помнил о твоей просьбе, — выставил вперед ладони, предотвращая поток ругани, — можешь не переживать. Мы просто хотели использовать её как приманку. Никто бы ей не навредил, Сергей всё контролировал. Но когда и её след простыл, и никто не знал, даже родные, куда она подевалась, мы стали проверять все гостиницы, вокзалы, аэропорты, больницы. Вот тогда мы и вышли на твою Юльку, узнав, что той ночью она тоже попала в больницу, в гинекологическое отделение. Хм… вижу, для тебя это не новость.

— Дальше, — поторопили его сухо, гипнотизируя темно-серыми глазами.

— Даже так? Окей… А что ты скажешь на то, что она там не просто так прохлаждалась, а лежала с угрозой выкидыша на четвертой неделе? И папаша рядом был, вращался вокруг неё, а потом пропал. Но что самое интересное, Юляшка-то твоя тоже исчезла. Не знаю, сама ли, с мужем ли, но факт остается фактом – ты как был для неё пустым местом, так и остался. Извини, может и грубо, но такова правда жизни.

Вал парализовано замер, с трудом переваривая услышанную информацию.

Такова правда жизни? Беременна? Его ли? Сука-а-а… Его ли?..

— О-о-о, вижу, кто-то витал в облаках, — резюмировал Егор горько. — Извини, братан, сам напросился.

— Она могла испугаться, — предположил Вал тихо, блокируя подсознанием полнейший крах своих мечтаний.

— Ага, испугаться. Кого ты пытаешься обмануть: меня или себя? Хорошо! Я могу понять, что в такое нелегко поверить, но давай будем честны друг перед другом: если бы она испугалась и спряталась, она бы всё равно где-нибудь, да засветилась. Дом их обстреляли, в деревне её не было. Сын тоже исчез. Вот скажи мне, дураку непутевому, куда можно спрятаться, чтобы вот так испариться?

Вал не ответил. Он вообще подзавис, уставившись перед собой. Хотя… внутри всё трещало, разрывалось на части, разлеталось на мелкие атомы. Не хватало кислорода, пространство в груди заполнилось чем-то твердым, что не вдохнуть, не выдохнуть.

В глазах рябило от переизбытка чувств, и Вал пытался сосредоточиться, зацепиться глазами хотя бы за что-то, чтобы не уплыть окончательно.

— Вот и я о том же, — сжали его плечо в дружественном порыве. — Семья, Вал, это такая ячейка общества, которую невозможно понять. Одних баб мужья пздт днем и ночью, а им хоть бы хны. Ни разу не пожаловались, не обратились в милицию. Других – мужья на руках носят, пылинки сдувают, а им всё мало. Мало, понимаешь? Всё им не то, всё не эдак. Не хватает, видите ли, острых ощущений. Бабла мало, шмоток мало, иногда и секса мало… В итоге идут налево, в поисках приключений. Но потом, блядь, потом всё равно возвращаются в семью, потому что там брак многолетний, там ребёнок один… а потом и второй на подходе… Там человек, с которым прожито не один год. Есть с чем сравнивать… И, Вал, пойми, не была она твоей. И не стала бы. Забудь её, слышишь? Вычеркни из жизни эти дни и начни, в конце концов, нормальную жизнь.

Вал рассеяно кивнул. Повел плечами, будто освобождаясь от непосильной тяжести, и отвел взгляд в сторону. Заблестевшие глаза, которые он быстро спрятал, прикрыв на мгновение веки, рассказали о том, о чем так упрямо молчали губы.