— Проехали, — буркнул тот, откинувшись на приподнятую подушку. Разговор по-своему утомлял, внимание стало рассеиваться, но виду не подавал, не понимая, откуда взялось паршивое предчувствие.

Повисла напряженная тишина, от которой становилось не по себе. Есть же интуиция, проницательность, шестое чутье, что давит на сердце, не позволяя вдохнуть на полную грудь, словно заранее предупреждая о грядущем ударе.

— Слушай, можешь дать свой телефон, а то мой похерили, — поднял с подушки голову, пытаясь принять вертикальное положение.

— Зачем?

Вал некоторое время смотрел Егору в глаза, пытаясь определить: то ли у него не всё в порядке с сообразительностью, то у Студинского.

— Юльке позвоню. — Ведь не знал ни где она, ни что с ней. В ту ночь она загремела в больницу. Почему? Что случилось? Сейчас эти вопросы перекрывали кислород, вызывая легкое головокружение.

— Не дам, — прозвучало невозмутимо. Вал напрягся ещё сильнее, поддерживая истощенное тело на подрагивающем локте. — Извини, конечно, но он тебе не пригодится.

У Дударева на лбу выступила испарина. Закусив до крови губу, попытался подняться, но выдержка самым гнусным способом подвела его, опрокинув обратно на койку.

— Ты о чем?

Егор вскочил с кресла и подошел к окну, забарабанив по подоконнику пальцами. С чего начать – не знал. Казалось, всего несколько слов и всё, правда раскрыта, но твою ж мать… Такой правдой можно было и убить. Вал и так едва переводил дыхание, пытаясь казаться крепким орешком, но на деле… На деле он был слаб, вял, лишенный той жизненной силы и стойкости, что могла поддержать при падении. Конечно, днем раньше, днем позже – не имело значения, но обрушить сейчас ему на голову всю правду равнялось едва ли не ударом ножа в спину.

Ч-чёрт…

— Вал, давай не сейчас, а? Окрепни, стань нормально на ноги…

— Егор! — заскрипел зубами, отчего на впалых щеках вздулись желваки. Невыносимой тяжестью что-то уже легло на плечи, смысл тянуть? — Или ты сейчас всё рассказываешь или…

— Да я твое упрямство! — воздел руки к небу, разозлившись. — Нет твоей Юльки, понимаешь? Нигде нет. Можешь звонить сколько душе угодно – хрен дозвонишься. А всё почему, знаешь?

Вал молчал. Мощная грудь высоко и часто вздымалась, готовая вот-вот надломиться от распирающего изнутри давления. Что… мать вашу… он несет?

— Что ты смотришь? Ещё скажи, что я не предупреждал? Старик, я с самого начала говорил – труба дело. Если бы любила, если бы хотела быть рядом – была бы. Любила бы. А так… Нет твоей Юльки. С*балась вместе со своим муженьком хрен знает в каком направлении.

— Бред, — Вал даже воспрянул духом, он-то думал, случилось непоправимое. — Если она и уехала, то не по собственной воле. Или ты не знаешь её мужа? По-любому увёз силой.

— Вот же гребаное дерьмо, — вспылил Егор, начиная терять терпение. — Ладно. Говоришь, что сильный? Что безоговорочно веришь? Хорошо. Видит Бог, я хотел как лучше. Тогда получи, Валюша, всю правду на свою благоверную. Готов? Смотри, чтобы потом не обижался.

Если честно, ни о какой силе не могло быть и речи. Пока Егор размахивал руками, наматывая вокруг койки круги, Вал едва удерживал на плаву ускользающее сознание, спеша узнать всю правду. Мозги, если можно так сказать, работали в полсилы, еле-еле успевая за ходом мыслей.

То, что он встретил Студинского более-менее бодро, стараясь не лежать бревном, ещё не означало, что каждое движение давалось ему легко. Наоборот. Каждое слово, каждая эмоция и уж тем более каждый вдох и выдох требовали титанических затрат энергии. Вал реально был слаб. Не только физически, но и морально. Слишком много информации свалилось на него за день, а известие о том, что реабилитация может занять до шести месяцев – и вовсе вогнало в уныние. Единственное, что придавало сил, что вынуждало открывать глаза и с надеждой смотреть на дверь – было не что иное, как долгожданное появление Юли. И сейчас Егор, как ни в чем не бывало, стоял и заявлял с умной рожей, что его любимая его тупо бросила? Да ещё и исчезла? Ну не бред же…