Страдал самым настоящим садомазохизмом, изводил себя ревностью и всё равно продолжал надеяться.

Только больной на всю голову дебилоид будет удерживать возле себя разлюбившую его женщину, да ещё и не пойми от кого беременную. И он, судя по всем признакам, этим самым дебилоидом и был. Вчера выбросил кольцо, а сегодня чуть не рехнулся, узнав, что Юлька перевелась на амбулаторное лечение, слиняв с больницы ещё утром.

Сложить дважды два не составило труда. Сразу понял, куда понесло благоверную. И не было ни возможности позвонить, ни предупредить, чтобы сидела на ж*пе ровно.

О том, что последовало дальше, знали лишь распухший от удара об кирпичную кладку кулак и выкуренная впервые в жизни сигарета. И если с противной горечью, осевшей на кончике языка, ещё удалось совладать, то отдающая пульсирующей болью кисть напоминала о себе ежесекундно. Возможно, благодаря ей и держал себя в руках, терпеливо ожидая появление жены.

Сейчас бы в аптеку или, на худой конец, приложиться к чему-то холодному, но времени и так было в обрез, а обращаться за помощью к Зыкиной, было худшим из зол. Вот яда она бы ему дала с огромным удовольствием, а льда – вряд ли. Там по сузившимся глазам было видно всю степень взаимной неприязни, так что, проехали и забыли. Спасибо, хоть Юлю приютила после обрушившегося на голову града пуль. Другая бы могла и послать.

Юля вышла на улицу в оговоренное время. Остановившись на крыльце, обвела взглядом припаркованные возле общежития автомобили и удивленно приподняла бровь, увидев ожидающего её мужчину возле незнакомого ей темно-серого Опеля.

Спрятав травмированную руку в неудобном кармане джинсов, Глеб сам пошел к ней навстречу, нетерпеливо оглядываясь по сторонам.

— Я никуда с тобой не поеду! — нахлобучилась, обхватила себя руками. В глаза не смотрела, предпочитая зрительному контакту изучение одолженных Зыкиной балеток.

— Да ты что?! С ним, что ли, останешься? — шагнул к ней вплотную, рассматривая опущенную макушку. — А как же легендарная любовь к сыну? — сжал в кармане кулак, упиваясь пронзившей конечность болью. В последнее время с Юлькой только так получалось совладать с эмоциями. По-другому никак.

Обхват усилился, тонкие пальцы вцепились в футболку, впившись до онемения в плечи. Глеб криво улыбнулся, проследив за этой реакцией и не отдавая себе отчёта, непроизвольно расширил ноздри, вдыхая едва уловимый аромат духов.

— А ты? М? — вскинула она голову, теряясь в каре-зелёном прищуре. Не хотела накалять обстановку, прекрасно зная вспыльчивость мужа, но и быть марионеткой в чужих руках надоело. — Ты готов подвергнуть сына существованию без матери? Тебе в свое время понравилось без материнской любви?

— Да нахрена ему сдалась такая мать? — пошел в наступление, моментально вспыхнув. — Потом ещё спасибо скажет. Может мне и не хватало в детстве матери, но потом я всё понял, — ухмыльнулся, одарив её испепеляющим взглядом, — Вряд ли бы мне понравилось жить с мамкиным хмырем. А ты эгоистка, Юль. Хочешь всё и сразу. Когда одной задницей одновременно на двух стульях: и сынок рядом, и Дударев под боком. Губа не дура. А ты про Сашку подумала? Ты хоть раз поставила себя на его место? Каково ему? Хотя стой! Не спеши обольщаться. Этой ночью он без тебя отлично справился, даже не всплакнул. И поверь, со временем, я бы смог ему объяснить, что означает гулящая жена.

Юля с огромным трудом взяла себя в руки, продолжая впиваться в плечи ногтями. Не поверила ни единому слову. С чего она вообще решила, что им удастся договориться? Нужно было сразу уходить, ещё в то злополучное утро, а не трястись от страха, опасаясь осуждения родни. Всё равно в итоге облили помоями.