За окном ярко светит солнце, но мне больно смотреть на него. Кажется, что оно обожжет, сделает больно, хотя, по-честному, я уже не знаю, куда больнее. Амазонка во мне плачет, и я… я просто хочу к маме.

Я устала, я сломалась, и я хочу, чтобы это закончилось, а потом снова засыпаю, до предела накачанная успокоительным.

Сегодня я просыпаюсь утром, в груди жжет, но уже не так адски больно. Мне колют обезболивающее по часам, и скоро придет медсестра. Я жду ее. Я знаю, что усну после этого укола, и хочу этого, потому что моя реальность теперь для меня невыносима.

Резко распахивается дверь, я ожидаю увидеть медработника, но я вижу Его, и у меня кровь стынет в жилах.

Высокий, сильный, полный власти. Мой первый мужчина, мой единственный палач. Савелий Романович Крутой собственной персоной. Он входит тяжелым шагом, пронзая меня арктическим холодным взглядом, от которого пробирает дрожь.

Смотрю на него. Широкие плечи, уверенная осанка, белый халат, наброшенный поверх расстегнутого пальто.

Дорогие часы, золотой перстень, уложенные назад волосы, строгий профиль и всегда смелые движения льва.

Да, мы из разных миров – я это знаю. Оборванка и бизнесмен – мы никогда не должны были встретиться, но судьба сыграла с нами злую шутку. Такую страшную, кровавую даже.

— Не надо…

Не узнаю свой голос. Какой-то писк, и губы щиплет от того, насколько они сухие, как сложно теперь мне говорить.

— Как ты?

Меня аж передергивает его низкого бархатного голоса. Это звук хищника, как и он сам. Король зверей пожаловал лично к добыче.

Савелий сделает это сейчас, я уверена. Загрызет меня, растерзает птичку. Кажется, я даже вижу в руке что-то похожее на пистолет.

— Пом… помогите!

Каждое слово дается с трудом, а вдох отдает лавой в груди. И словно лезвием меня режет, но хуже его тяжелый взгляд. Полный ненависти, жестокости и желания мести для теперь уже нелюбимой, ненавистной Даши.

— Помогите, кто-нибудь!

— Тише. Не трону.

Крутой никогда не казался мне красивым, но в какой-то момент я не смогла устоять перед ним. Такие, как он, не прогибаются. Они сами кого хочешь нагнут, и меня особенно.

И я сломалась, я теперь тупо его боюсь. Мне страшно, и все мои маски потрещали по швам.

Я не могу больше ничего играть, я настоящая, и мне кажется, что вот Савелий подойдет ближе, ударит в лицо, станет душить или позовет охрану. И я снова буду видеть ненависть в глазах любимого.

— Не надо... не надо…

Слезы щиплют глаза, и я вижу, как Крутой смотрит на меня, остановившись напротив. Нет, это не мой любимый мужчина, это мой враг, и он все еще ненавидит меня, только теперь в сто крат больше.

Сейчас будет больно, но мозг такой упрямый, он все же хочет жить.

Я начинаю дрожать и при этом не могу отвести от него взгляд. Не могу встать и убежать, скрыться, даже отвернуться. Хищник всегда найдет добычу, а убивать ее медленно ему доставит только удовольствие.

Вижу, как Савелий сжал губы, как заиграли его желваки на широких скулах. С жесткой щетиной впервые, под глазами тени. Он не спал, ждал, когда я очнусь, чтобы самому лично прикончить?

Я не знаю, мысли такие странные – так и прыгают у меня в голове, а еще мое бедное сердце. Оно ускоряет темп, и вот уже начинают пищать все приборы. И я задыхаюсь от его ненависти к себе, это невыносимо.

Вздрагиваю, когда глухо хлопнула дверь.

Савелий вышел, не сказав ни слова. Диалога нет, ничего теперь нет, все сломалось.

Я остаюсь одна в этой большой палате. Вся в слезах, порезанная, отвергнутая и не понимающая, что теперь делать.

Тогда на улице я умоляла Савелия помочь мне найти Алису. Я была готова на все что угодно: быть с ним, под ним, быть его шлюхой даже, но он не согласился. Я не нужна Крутому теперь, тем более такая сломленная, но парадокс в том, что, кроме моего палача, мне некому помочь. Так какой у меня выбор и есть ли он вообще?