— Что?! Что, говори!

— Приедь в больницу. Это срочно. Возьми наличные с собой.

***

Мамочка, я уже с тобой? Открываю глаза, рядом пищат приборы, и нет, это не ад для предательницы, здесь слишком стерильно.

Пытаюсь сфокусировать взгляд: большое окно, рядом тумбочка, куча лекарств, капельница, но дышать сложно, и еще я не могу глотать.

А после входит врач, меня вырубает, и я прихожу в себя уже без этой жуткой трубки во рту. Я дышу сама – это блаженство.

— Вы помните, как вас зовут?

Простой банальный вопрос, от которого я теряюсь. Боже, кто я, где я нахожусь, меня что, сбила машина?

Какие-то картинки мелькают перед глазами, чужие люди, оружие, боль. Ищейки и лев во главе, я предательница, я предала его.

— Я… я не…

— Тише, спокойно. Волноваться нельзя.

Такое ощущение, словно я была где-то в космосе и вот вернулась. Мысли кружатся в голове – собственно, как и эта комната. Ничего не понимаю, что произошло? Голова болит, но хуже в груди. Там почему-то куча бинтов, я не могу подняться.

Мое имя, боже, как меня зовут? Кто я… как меня зовут?

— Я Даша. Даша Федорова.

Этот врач долго светит мне фонариком в глаза, просит сжать его ладонь, пошевелить пальцами ног, назвать дату рождения. Я называю, я это помню, хотя все еще не верю, что осталась жива.

Постепенно картинка становится цветной: клуб, Прайд, я предала Савелия. Он наказал меня при всех, забрал себе, а после Алиса пропала. Я испугалась, сказала Крутому правду, и он… он кричал, что мечтал о том, чтобы я сдохла. Он жалел, что я выжила, так почему тогда я здесь, почему все еще дышу? Я ничего уже не понимаю.

— Что со мной, доктор?

— Вы получили огнестрельное ранение и пробыли в коме пять суток, но, к счастью, все обошлось. Не волнуйтесь, прогноз утешительный. В рубашке родились, можно сказать.

Жадно хватаю ртом воздух, чувствуя, как пульсируют датчики на груди, на пальце, как все время меняется мое давление.

— Кто мне помогает? Это Юра, мой отчим, платит за мое лечение?

Логический вопрос, ведь, по сути, кроме него, я никому не нужна (и для Юры сомнительно, но все же тогда дала ему деньги для Алисы).

— Все оплачивает Савелий Романович Крутой, если вам это интересно. Отдыхайте, вы еще слишком слабы, – говорит врач, а я меня аж передергивает. Немеют пальцы, вижу, как сердце быстрее застучало.

Савелий Романович Крутой оставил меня в живых? Зачем… я правда этого не понимаю.

Я сказала ему, что работала на Мамая, у меня не было выбора, и моя Алиса. Ее нет, боже, ее даже не было у тетки, я все поломала. И свою жизнь, и жизнь сестры, и всех этих людей, которые теперь меня ненавидят.

Почему Крутой помогает мне после всего? Я понятия не имею, а еще мне страшно, ведь, кажется, я понимаю.

Савелий лечит меня, чтобы снова продолжить ломать, да, точно. Он хочет, чтобы я восстановилась, и тогда… тогда он продолжит начатое.

5. Глава 5

Следующие два дня я практически все время сплю. Ко мне входят медсестры и врачи, ставят капельницы и уколы, а еще делают эту адскую перевязку на груди, во время которой я реву белугой от боли.

Там, где ребра, какой-то страшный шрам, все в нитках. Меня заштопали, точно сломанную куклу. По правде, я понятия не имею, зачем они все это делают, ну правда. Какой смысл мне же помогать, если фактически после тех слов Крутого я уже труп?

Он не пощадит меня. Скорее всего, жить мне осталось считаные дни, если не часы. Я и себя закопала, и сестру в это втащила, я проиграла ему. По всем фронтам, так просто.

Хуже того, пока я здесь в больнице прохлаждаюсь, моя Алиса неизвестно где и с кем. Жива ли она еще, я даже этого не знаю, и я... я просто не могу себя простить. В каком- то смысле теперь я даже согласна с Савелием. Лучше бы он и правда тогда еще меня убил. Все было бы проще. Для всех. И для него тоже.