Я больше не нравлюсь ему, не привлекаю, не возбуждаю, и теперь я понятия не имею, что мне сделать, чтобы он продолжал искать сестру.

— Садись, ешь.

— Я уже ела. Скажи честно: какие шансы, что вы найдете Алису?

— Хочешь честно? Шансов почти нет. Менты обычно прекращают поиски на четвертый день. Твоя сестра пропала с момента, когда погиб Фари. Считай сама.

Киваю и поднимаюсь к себе. Мне нечего больше добавить. Крутой четко и по делу мне все пояснил. Шансов почти нет, нет их.

Слезы душат, чувствую себя отвергнутой, слабой и ненужной теперь ему.

Савелий был с другой? С Кирой, наверное. Это делает больно, даже не думала, что я настолько ревнива, а еще понимаю, что то, что сказал Савелий, абсолютная правда. Ему нет смысла врать, и, похоже, это все было зря.

Алису мы уже не найдем, и я сама в этом виновата.

Забиваюсь беспокойным сном, сквозь который слышу, как хлопнула входная дверь. Прошел час или два, Крутой снова уехал на ночь глядя. Он больше не принуждает меня к близости, даже не касается и не ночует дома, как раньше.

Другую, видать, любит, а меня ненавидит, все такая же нелюбимая для него.

Ночь проходит тревожно, я почти не сплю. С кем он, боже, это меня убивает.

Утром Савелий приезжает, привозит мне еду, принимает душ и переодевается. Мы снова не говорим, даже не здороваемся.

Я ничто для него. Зачем он забрал меня тогда к себе? Проще было бы просто выкинуть, как мусор.

После обеда в доме тихо. Я хожу по комнатам, прибираюсь, вытираю пыль. Мне надо занять себя чем-то, не то просто сойду с ума. Ожидание новостей тоже новость, но понимаю, что, возможно, все зря.

Было ли страшно Алисе? Было ли больно? А вдруг над ней издевались? Я помню тех людей Мамая, они такие же звери без чести и морали. Они хотели именно ее тогда забрать, а не меня.

Алиса очень красивая, но она еще маленькая. И она намного лучше меня.

Снова хлопнула дверь, я думаю, это Савелий вернулся раньше, выхожу встречать его, но это не он.

Трое охранников входят в дом. Впервые за это время. Высокие, здоровенные бугаи. Те самые, что тогда была на моем наказании в бильярдной. Они все видели, это они должны были тогда меня растерзать после Крутого.

— Савелия дома нет, – лепечу, чувствуя, как разливается дрожь по телу.

— А мы не к нему, мышка. А к тебе.

Они подходят ближе, окружают меня, точно цепные псы, один закрывает дверь на ключ изнутри.

— Что вам надо? – пытаюсь храбриться, им нельзя показывать страх.

— А ты живучая. Что хочешь с тобой делай — не развалишься.

Пячусь назад, еще, пока спиной не утыкаюсь одному из охранников в грудь. Он молниеносно хватает меня, прижимает к себе.

— Не трогайте меня! Не смейте!

Пытаюсь отбиться, но смысла нет никакого. После ранения завалить меня им будет проще простого.

— М-м… хорошо пахнешь! Вишней. Как бы Крутой тебя ни мял, все такая же красивая сучка.

Это Вадим, и сейчас он вдыхает запах моих волос, параллельно с этим больно хватая меня за груди, задирает майку.

— Не трогайте! Назад, отойдите от меня!

— Тихо-тихо, киса. Не ори, давай лучше по-хорошему. Поработай быстренько ротиком, у всех прощения просить придется. Ты же общая. Один раз постарайся по-тихому, мы тебя простим.

— Поверь, лучше мы двое. Крутой тогда тебя всем отдавал. Ты общая.

Андрей поправляет пах, усмехается. Они почуяли вседозволенность, а может, Крутой сам меня им отдал. Раньше они так открыто не нападали, а теперь, видимо, уже вообще ничего не боятся.

— Савелий скоро вернется. Ему это не понравится!

— Малыш, ты уже давно общая шкура, ты ничья, девочка, и протектората у тебя больше нет.