-Дочка, да вон кувшин у умывальника, и мыло там же, -подсказывают мне женщины.

-Да сначала её-то раздень и под задницу ванночку, -советы раздаются со всех сторон. Советчицы, блин. Сами бы попробовали.

Стягиваю с бабульки простыню. Сильный терпкий запах бьёт мне в лицо. Железная ванночка вылетает у меня из рук, с грохотом прыгая по полу. Едва успеваю добежать до умывальника в углу палаты. Всё то, что я с таким наслаждением только что съела, оказывается в раковине. По палате плывёт запах свежей блевотины, переплетаясь со старым, ну, с тем, что здесь уже был.

-Да твою ж налево! -раздаётся визгливый голос девки, чья кроватка стоит почти вплотную к раковине, -мало нам ароматов было, твою ж мать!

Остальные женщины вразнобой начинают говорить про меня что-то ужасное, бабулька у окна тихо плачет, меня бросает в жар от дикого стыда. Я открываю воду, пытаясь смыть чёртову блевотину, но бывшие яйца резиновой пробкой закупоривают слив. Под аккомпанемент осуждающего гула голосов я судорожно соображаю, что делать.

Вода льётся, грозя перелиться через край чугунной почерневшей раковины. Я пытаюсь завернуть кран, но его заело, старая железяка упорно не собирается сдвигаться ни на миллиметр. Громкий голос девки с ближайшей кроватки бьёт по ушам, а когда на меня кричат, я совсем соображать перестаю.

-Можно потише? -вежливо прошу я девку.

-Потише ей! Наглая какая! Понабирают тут не пойми кого! -увеличивает звук девка, -Ой, женщины, что ж она делает-то! Раковина до краёв уже! Кран-то поверни, дура деревенская!

Но я не могу уже даже попытаться сладить с чёртовой железякой, потому что мои руки дрожат, в голове шумит, мои щёки горят так, что я чувствую, как пульсирует прилившая к ним кровь. Я тупо смотрю, как вода неумолимо подбирается к краям раковины. Вот сейчас, сейчас она перельётся через край и весёленьким ручейком побежит по палате.

Чья-то рука ложится поверх моей дрожащей лапки, аккуратно снимает её с крана и легко закрывает его. В обратную сторону. Я смотрю на дрожащее озерцо в раковине, боясь поднять глаза на своего спасителя.

-Спасибо, Сергей Владленович, а то думали, всё, потонем тут, -о, какой мягкий и прямо сладкий голос у всё той же девицы.

Я догадываюсь, кто это, Сергей Владленович; он стоит совсем рядом, краем глаза я угадываю блеск всё того же фонендоскопа. Но проверять желания нет. Провалилась я и на этой работе. Не поднимая глаз, я обхожу владельца фонендоскопа и выбегаю в коридор.

-А кто убирать будет? -несётся мне вслед слаженный хор. Не знаю я, кто. Точно не я. Мне ещё на автобус до Москвы успеть надо. Потому что в этом городишке вокзала точно нет. А другую ночёвку я на сегодняшнюю ночь уже не найду.

В коридоре довольно пустынно, лишь неторопливо прохаживаются редкие больные. У кого-то забинтованная рука на перевязи, кто-то с трудом шкандыбает на костылях, бережно держа перед собой перебинтованную эластичным бинтом ногу.

Рядом с моей палатой позора гремит ведром пожилая женщина. Я резко останавливаюсь, едва не опрокинув ведро. Женщина вскидывает на меня глаза, явно собираясь осчастливить парочкой ласковых, но я опережаю её, рассыпаясь в извинениях.

-Простите, простите, тётенька, -сквозь слёзы тараторю я.

-Что уж так-то переживаешь-то, не задела, и ладно. Чего несёшься-то, как оглашенная?

-Марь Николавна, разберитесь в двадцатой палате. А ты пойдём, поговорим…

6. глава 6

Даша

Я, всхлипывая, умываюсь ледяной водой, Сергей Владленович, небрежно прислонившись к косяку двери, терпеливо ждёт; краем глаза я ловлю задумчивый взгляд наглых голубых глаз.