Что-то щелкнуло… раздалось сперва слабенькое гудение, а потом все вокруг залил желтый электрический свет!

У Инги перед носом болталась простыня. Старенькая белая простынка, еще влажная после недавней стирки. Рядом с ней на веревке, протянутой поперек всего зала, реяли такие же простыни, и еще штук пять пододеяльников, и наволочки. Инга задрала голову. Выше, на внутренней галерее, отгороженной только что вытесанными, еще пахнущими свежим деревом перилами, прямо по каменной кладке тянулся толстый кабель. Электрические лампочки тускло светились над такими же новенькими деревянными дверями, навещенными в низких каменных проемах. Двери распахивались одна за другой, из-за каждой выглядывали люди. Судя по заспанным лицам, Ингин вопль поднял их с постелей. Впрочем, одеты они были не для сна – все в толстых вязаных свитерах и спортивных брюках. Лишь позже Инга сообразила, что скорее всего они так и спали одетыми, пытаясь сохранить тепло в волглом холоде каменных стен. Исключение составляли баба-яга со свечей – на ней была длинная, в пол, красная юбка и белая рубаха, а на плечах красовалась вязанная шаль с кистями. И еще позади развешенного белья, прислонившись плечом к каменной кладке и сунув руки в карманы бледно-голубых джинсов, стоял высокий светловолосый парень, чуть старше Инги – лет семнадцати, может, даже восемнадцати. И внимательно разглядывал пришельцев.

Инге мальчишка не понравился сразу и сильно. В лицее, где она училась, в старших классах тоже есть парочка таких самоуверенных спортивных красавчиков. Каждый глубоко убежден, что «лучший подарочек – это он». Тут Инга обнаружила, что здешний самоуверенный спортивный красавчик пялится на нее с отлично знакомым ей выражением – «и откуда такое к нам приползло?» - на смазливой физиономии. Да что ж их всех, в одном инкубаторе выращивают, а потом рассеивают по миру с вертолетов?

Инга фыркнула и отвернулась, только сейчас увидав, что все ее спутники рядом: повисшая на отце мама, Амалия рядом с братом, и тетя Оля с дядей Игорем, и Витя, и охранник, и брокер…

Старушонка в кружевной, полупрозрачной ночной рубашке поверх толстенного свитера и штанов с начесом подошла к перилам галереи и глядя на них сверху вниз спросила:

- Что вы есть за люди и чего здесь делаете? Заблукали, чи як?

Мама, только что обессилено опиравшаяся на руку отца, вдруг вся вспыхнула гневным румянцем. Она шагнула вперед – ее каблучки цокнули в плиты пола. Горделиво вскинула голову:

- Я – хозяйка этого замка! – ее голос звонко разнесся под каменными сводами, - И я желаю знать, что вы делаете в моем доме!

- Живем, - теребя свободно заплетенную на ночь седую косу простодушно сказала старушонка.

- То есть как – живете? – мама аж задохнулась от негодования, - Здесь? У меня? У нас? Пал Иваныч, что это значит? – она гневно обернулась к брокеру.

Аж приседая от страха перед хозяйским гневом, брокер недоуменно развел руками раз, другой, будто плыл – дескать, не знаю я ничего, сам не понимаю.

- Дмитрий, немедленно прогони их! Пусть убираются вон! – завизжала мама.

- Ишь ты какая, прогони! – обиделась старушонка, - Сама уматывай, цапля на каблуках! Хиба тебя сюда кто звал?

- Как ты смеешь, наглая мерзавка! – голос мамы поднялся до нестерпимого крещендо, - Здесь все принадлежит нам!

- Это может тебе в городе, откуда ты там есть, чего и принадлежит, а мы здесь первые заселились! – при дружном одобрительном ропоте столпившихся за ее спиной сотоварищей, парировала старушка. И вдруг закричала, приложив ладони рупором ко рту, - Вуйко! Та вуйко ж, де вы есть, идить скорише сюда! Тут приперлись якись хозяевá!