– Идём! – усмехнувшись, промолвила Ананке, видя, как я застыл, будто заворожённый, перед великолепием и могуществом творения, к которому и она имела отношение.

Первая, самая нижняя крепостная стена, встретила нас высокими мощными вратами, на которых я увидел железные барельефы, изображавшие фантастические цветы. Их сердцевины и лепестки были украшены крупными драгоценными камнями: рубинами, сапфирами, изумрудами, редкими, но, наверное, не в мире Посмертия, розовыми и оранжевыми алмазами, чарующими, словно море, аквамаринами, сказочными аметринами и волшебными опалами, и, как контраст всего этого великолепия, посредине, разделённый тончайшей щелью между створками врат, был изображён главный символ Сопротивления, сложенный из огранённых кусочков чёрного, как ночь, обсидиана. Он представлял собой десятиконечную звезду: то есть, две пятиконечных, наложенных друг на друга, одна из которых была зеркально отражена по отношению к другой. В самой сердцевине, на пересечении всех линий вздымал свои крылья золотой феникс, возрождающийся из пепла. Я отметил, что этот яркий символ оказался весьма символичен. Наверное, он был очень личным для Ананке. Ведь и она, подобно этому фениксу, словно восстала из пепла себя прежней, из пережитой боли и страданий, из того, что сломало её, – вперёд, вверх, к свету, к жизни, к любви. Но, как ни одна жизнь невозможна без борьбы, так и дело, которому дала начало эта храбрая девушка, прокладывало свой путь сквозь трудности. Мало было построить величайший город за всю историю человеческой мысли, следовало ещё сохранить его на долгие тысячелетия вперёд, что было невозможно без победы над врагами, над одним конкретным врагом, который столетиями выдавал себя за друга.

Перед городом возвышалась высокая скала. По сути, Новый Карфаген располагался в узком ущелье и был со всех сторон защищён горами. Такое местоположение было настолько необычно, что не верилось, что в этом городе жили люди. Но когда по негласному сигналу врата распахнулись, я увидел широкую площадь. Всюду сновали умруны. Эти люди были из разных эпох, и выглядели соответствующе, но большинство из них были облачены в военную форму разных времён. Кто-то был вооружён автоматом, кто-то мечом или луком.

Арсений предпочитал холодное оружие, как и Ананке, хотя в совершенстве владел и огнестрельным. Мне до сих пор не верилось, что он – это он. Я тоже, в какой-то степени являлся его фанатом. Его музыка мне всегда очень нравилась, и видеть, каким он стал, было непривычно: каким абсолютно противоположным, совершенно другим, но вместе с тем, ещё более совершенным человеком, хотя и при жизни он сделал много добрых дел.

Бо́льшую часть своих гонораров за выступления он тратил на благотворительность. Так сложились обстоятельства, что ему пришлось покинуть Родину. В эмиграции он помогал многим своим соотечественникам, порой вовсе незнакомым людям, которые даже не просили его о помощи, но нуждались в ней. Естественно, и к своей семье он относился бережно и внимательно, и трудился, не покладая рук, на благо потомков.

Он прожил достаточно долгую насыщенную жизнь, за которую успел создать бессмертные произведения искусства и помочь многим людям, возможно даже спасти кому-то жизнь. Уж Ананке точно, как она признавалась. Правда, это произошло уже после его смерти. И прожить бы он мог дольше, сетовала она, – хотя бы лет на десять. Но болезнь оборвала его жизнь. Ананке родилась спустя полвека после того, как он перешагнул Черту мира Посмертия, а познакомились они лишь когда её способности медиума раскрылись в полной мере. И теперь Арсений делал, возможно, самое величайшее дело в своей жизни. Я чувствовал, что он обязательно победит Бога Смерти, потому как справедливость была на его стороне. И на стороне Ананке.