Его удивление стало еще выразительнее:

— А третьей работы у тебя случайно нет?

На это я честно призналась:

— Пробовала, но не вытягиваю. Спать по три часа в сутки очень тяжело. Я выдержала месяц, потом все. Сломалась.

Кажется, у него дернулся глаз.

Марат снова отвернулся к зеркалу, как-то раздраженно поправил узел на галстуке, а потом жестко сказал:

— Моя жена так работать не будет.

— Да я привыкла…

— Отвыкай. Недостатка в деньгах нет, потребности так надрываться тоже. Я не говорю, что ты должна сидеть дома и киснуть над щами-борщами, и до посинения драить полы и вытирать пыль, в погоне за уютом. Работа нужна, но не такая чтобы по приходу домой замертво падать на кровать. Убиваться в таком графике можно только есть либо гигантские обязательства и аврал, либо настолько горишь своим делом, что жалко тратить время на такую глупость, как сон. Она должна в первую очередь приносить удовлетворение.

Я не стала говорить о том, что гигантские обязательства – это как раз моя ситуация. Лечение матери требовало столько денег, что я физически не смогла бы расплатиться, спокойно похаживая на одну работу.

— Я удовлетворена. Более чем…

Ремизов прервал меня нетерпеливым жестом:

— Сегодня напишешь заявление об уходе на всех своих работах.

— И что потом? Буду обивать пороги в поисках нового места?

— Я решу этот вопрос. Вечером у тебя будет несколько вариантов на выбор. Посмотришь, подумаешь, остановишься на том, что тебе больше по душе.

От его уверенности я даже растерялась:

— Надо же, как у тебя все просто.

— Потому что это действительно просто, Есь. И я не понимаю, почему твой брат тебе не помог.

— Я же говорила, завещание…

— Завещание вообще не при чем. Неважно что и кому досталось, но позволять сестре так убиваться, а самому в то время жрать черную икру большой ложкой – это странно.

Увы, странное для него, было совершенно обычным для меня. Просто Ремизов привык полагаться на своих братьев, доверять им и помогать, если того требовали обстоятельства, и не принимал в расчет, что в других семьях могло быть иначе.

— У нас не очень хорошие отношения, Марат, — под его пристальным взглядом стало неуютно и стыдно, — после того, как отец погиб, точек соприкосновения практически не осталось. Каждый сам по себе.

— И тем не менее, именно Матвей обивал порог нашего дома, настойчиво напоминая о прежних договоренностях, а потом, теряя тапки, побежал выдавать тебя замуж.

— Он считает, что с паршивой овцы, должен быть хоть шерсти клок, — удрученно пожала плечами.

— Никогда не смей так говорить! — жестко осадил Марат. Потом взял меня за плечи, чуть встряхнул, вынуждая поднять взгляд, и медленно с расстановкой произнес: — Ты – замечательная. Если твой братец пытается внушить тебе обратное, то посылай его к чертовой матери. Поняла?

Я кое-как кивнула, глядя на него, как кролик на удава. Если я и правда замечательная, то почему у меня всегда все через одно место?

Во рту и где-то под сердцем очень сильно защемило. Так сильно, что стоило больших трудов удержаться и не пустить слезу.

От Марата это не укрылось. Он обнял меня, конечно, по-дружески, и сказал:

— Я разберусь с этим. Не переживай.

Я замерла, как мышь, и боялась лишний раз вдохнуть, потому что накатило ощущение будто с каждой секундой все ближе и ближе подхожу к краю обрыва. Если упаду – спасения не будет.

19. Глава 5.2

В офисе проблем не возникло. Начальница отнеслась к моему решению более чем спокойно:

— Я знала, что так будет, — сказала она, ставя убористую подпись на рукописном заявлении.

Странно. Я не знала, а она знала. Мне даже любопытно стало, отчего так: