– Лис, – зову я, – переднему по щелям попадёшь?

– Как два пальца, – отзывается он.

– Работаем после меня, – предупреждаю я всех, услышав три щелчка.

Правила обмена мы, на самом деле, очень лихо нарушаем, но учитывая, что спутников нет, то и частоты наши вряд ли засекут, хоть песни пой. По крайней мере, я так думаю. Учитывая очень спокойно готовящихся фрицев, имею право. Мотоциклы могут стать проблемой, но Лис, думаю, их уже учёл. Поэтому в тот момент, когда офицер поднимает руку, он получает в неё мою пулю и вереща падает вниз, а с нашей стороны две реактивные гранаты делают танки историей. При этом товарищи десантники перезаряжают духовой оркестр и делают ещё два танка историей. Мотоциклисты явно в панике рвут дальше по дороге, даже не успев осознать тупиковость такого решения, ибо сдвоенный взрыв отправляет их вслед за танками… А нет, шевелится, гадёныш…

Я внимательно выцеливаю того, к кому ненависть у любого русского просто генетическая, и заканчиваю его историю. В это время решивший было убежать танк, последний из оставшихся, уже никуда не бежит, а его товарищи вообще выглядят так, как будто их консервным ножом вскрывали. Что-то мне не сильно верится, что это должно так выглядеть, но глазам я верю, как и тому, что выжить там некому.

– И как выкуривать будем? – интересуется Змей, наблюдая, как Док работает над орудием да пулемётом танка, а у меня буквально всё застывает внутри от страха за Серёжу.

– Шашку под башню, – предлагаю я. – Они вроде негерметичные были. Только погоди, я его предупрежу.

Немецкий у меня поставленный, причём не литературный «высокий», а настоящий швабский, который немец из Берлина и поймёт-то с трудом. Это мне, кстати, на руку, за свою сойду. Именно поэтому при помощи Серёжи я забираюсь на броню и громко сообщаю в вентиляционное отверстие, разумеется, по-немецки:

– Вы нарушили приказ, поэтому будете сожжены во славу Германии! – и пафоса побольше, а заканчиваю «ведьминским» хохотом, кивнув Серёже.

Он прикидывает, откуда дует ветер, дёргает шнурок шашки и осторожно оставляет её на броне так, чтобы дым максимально окуривал машину. Ну эти шашки «от вредителей» очень хорошо действуют на всяких… И противогазы ими проверяют, и насекомых в сельском хозяйстве. Полезная они штука, полезная.

И действительно, спустя некоторое время вылазит весь в соплях и слезах офицеришко немецкое. Его ребята хвать – и на землю-матушку, а Лис в это время проверяет технику. Так, теперь моя очередь расспрашивать, и все это понимают. На лице у меня боевой грим, форму такую немец не видел никогда, так что нас не идентифицирует. Ну и обгадился ещё, конечно, да слёзы взгляд застилают.

Поначалу вопросы простые – имя, звание, хотя я и так вижу, откуда он такой красивый, ну и так далее. Затем перехожу к тому, что нас интересует: почему состав такой, с какой целью напал на поезд, почему прервал выполнение задачи ради развлечений. Вот от этих вопросов лейтенант краснеет, но я киваю Серёже, принимающемуся ломать нашему «языку» пальцы. От этого он сразу разговорчивее делается и выкладывает всё, как есть.

– Здесь Вязь, – сообщаю я уже по-русски. – Это передовая группа, оторвавшаяся от своих. Прошу разрешения поступить с «языком» так же, как он с нашими детьми.

Все отлично понимают, что именно я имею в виду. Теперь нам, кстати, детишек искать, потому что эти убили не всех. Ребята утаскивают немца приводить приговор в исполнение, а я опять внимательно смотрю на буквально разорванные танки, поражённые нашими боеприпасами. И вот кажется мне, что не с чего им было так бумкать, а это возвращает к мысли о кино или иллюзии.