Двухэтажный. Из красного кирпича. С панорамными окнами на озеро и невысоким забором. Я без труда его узнал — дом старика Спиридона, в котором с момента постройки так никто и не жил. Дедок несколько лет обустраивал его для внуков, а те взяли и переехали в столицу. Каждое лето коттедж ставили на продажу, но покупателей на него не было. То ли не устраивала цена, то ли место на самом отшибе, а может, и сам дом был с каким-то дефектом — я особо не вдавался в подробности, но сейчас, заметив в окнах свет, а у раздвижных ворот — смиренно сидящего Гая, нимало удивился.

— Я из тебя котлету сделаю, сукин ты сын! — прохрипел я, глядя в невинные глаза-пуговки своевольного пса. — А ну, к ноге!

Но Гай точно оглох — вывалив язык набок, продолжал сидеть возле чужого дома и добродушно стучать хвостом по рыхлому снегу.

— Что, думаешь, дед здесь? — сбавив обороты, подошел я ближе. — Нет, мой хороший. Это чужой дом.

Расчищенный от снега подъезд к воротам, работающие светильники над гаражом, крутой пикап на парковке — в доме явно кто-то жил. Пока с любопытством вглядывался в окна, Гай снова убежал.

— Да чтоб тебя! —со всей дури ногой заехал по сугробу и поплелся за негодником. — Гай! Ко мне!

— Гав! Гав!

— Ко мне, я сказал!

— Гав!

На сей раз Гай далеко не убегал — юлой крутился возле дома Спиридона. Принюхивался к следам, передними лапами взбирался на чужой забор и отчаянно лаял, выглядывая кого-то или что-то в небольшом темном окне с торца здания.

— Ну чего ты, малыш? — мне все же удалось прицепить поводок к его ошейнику. — Говорю же, нет здесь деда! Слышишь?

— Гав! Гав! — не замечая меня, продолжал голосить он. — Гав!

— Чего ты там увидал? Кошку?— невольно и сам перевел взгляд к окну.

Обычное, с аккуратными занавесками и отблесками света из соседней комнаты или коридора, оно ничем не отличалось от остальных в доме.

— Пошли давай, Гай! — я потянул пса за собой, но тот ни в какую не хотел уходить.

— Гав! Гав! — упирался он всеми четырьмя лапами, вынуждая меня снова и снова смотреть на треклятое окно.

— Идем, Гай! — повторил я уже тише, уловив легкое движение занавесок.

— Нам пора, — прохрипел, стоило в темноте окна заметить женственный силуэт. Тонкий. Хрупкий. Призрачный. Отчаянно напоминающий Ее…

— Ася? — прошептал я, не доверяя своим глазам. Прилип к окну почище Гая. Жадно всматривался в темноту. Боялся даже моргнуть, чтобы не спугнуть нечаянное видение. Не слышал гавканья. Чужих голосов. Приближающихся шагов друзей. И только повторял зачарованно ее имя:

— Ася.

Я отвлекся буквально на секунду.

Леший. Он настолько бесцеремонно закинул свою лапищу на мое плечо, что мне пришлось обернуться. Когда же я снова взглядом вернулся к окну, за ним словно никогда никого и не было. Унылое. Серое. Неживое.

Я тер глаза. Прямо так, обледеневшими рукавицами. Царапая застывшим на них снегом щеки и нос. Вплотную подошел к забору. По колено утопая в сугробе, бесстыже вцепился в мерзлый штакетник. Мимо ушей пропускал едкие комментарии Лехи, бесконечный лай Гая и Варькины возгласы, Митино ворчание и устрашающее завывание вьюги, отчаянно разгоняющей всех по домам.

Я ждал. Жадно выискивал в темноте образ Аси. Но там, в полумраке чужого дома, занавески отныне висели неподвижно, а в блеклом свете вырисовывался только один силуэт — пустоты.

— Луч, очнись! — подтянувшийся следом за Камышовым, Митька смахнул с моего воротника снег. — Ты че завис-то!

— Да походу он того, — пробурчал с другой стороны Леший, — вконец обморозился.

— Илюх! Илю-у-ух! — встревоженно пробасил Добрыня и рывком развернул меня к себе лицом. — Ты как, бро? Видишь меня? Сколько пальцев?