Ливенский, насупившись, молчит. Вижу только, как губы сжал в тонкую полоску, и как кадык на шее нервно дергается.

— Это не повод тащить на себе ее косяки. Она может опять украсть, и что? Еще и Свят… Чего ему надо от тебя?!

Ливенский уже не играет мышкой, садится рядом со мной. Чувствую его напряжение, и становится немного не по себе.

— Я не знаю, Святослав мне не сказал ничего. Я вообще с ним не разговаривала с тех пор…

— Мне сказал, что это не мое дело, — криво усмехается Ливенский. — И он прав, Даш. Прав! Я ему ничего не могу предъявить. Пока.

— Не понимаю. Ты о чем? — отпускаю, наконец, Майю и собираю ее шерсть в один большой ком. — Что предъявить?

— Он классный чел, но… Даш, мне не нравится, как он на тебя смотрит.

Мне тоже!

— Вот если, если бы ты была… ты бы была…

Тим резко встает, снова распугав кошек, они и так нервные, от каждого шороха у них стресс, а тут еще громила под метр восемьдесят к ним пришел.

— Сядь, пожалуйста, и объясни. Я не очень понимаю.

Сама волнуюсь сильно, мне не удается это скрыть, голос чуть дрожит.

— Даш! — Тим смотрит на меня тем особенным взглядом, который я уже видела и который очень боюсь. — Если ты будешь моей девушкой, я знаю, как его унять. Он не посмеет ничего тебе сделать, потому что…

— Нет!

Из Ливенского словно весь воздух разом выходит. Замолкает, так и не договорив до конца. И глаза сразу такие несчастные. Корю себя, что не сдержалась, но это сильнее меня. Я не могу ему врать.

— Прости, Тим. Мы… мы уже говорили об этом. Ты — мой друг, то есть был им когда-то… Я… мне рано, я вообще не думаю о таком… Прости, я…

У меня сердце сжимается от боли, на глазах уже слезы. Я так надеялась, что у него все прошло ко мне, ведь он встречался с девчонкой из “Б” все лето. Что однажды мы снова станем друзьями.

— Я понял, Даша, — чужим голосом перебивает меня Ливенский. — Вижу, ничего не изменилось. Свят оказался прав насчет тебя.

— Ты о чем?

Поднимаю голову, но вижу только спину Ливенского. А потом слышу, как он хлопнул дверью.

8. Глава 8

Утром ловлю себя на мысли, что совершенно не хочу вставать и идти на учебу. Никогда не прогуливала, а сейчас думаю об этом без угрызений совести. Как представлю, что увижу сегодня Ливенского, так опять хочется зарыться лицом в подушку.

И все равно заставляю себя идти в ванную, потом причесываться, одеваться. Завтрак пропускаю, потому что аппетита нет никакого.

Я не знаю, как буду смотреть в глаза Тиму, чувствую, что предала его. Опять. Не оправдала его ожиданий. Но я никогда ему не давала никаких надежд, да мне и в мыслях не было, что он может относиться ко мне как-то по-другому.

Его признание прошлой зимой — самое неловкое, что было со мной в жизни. До сих пор не могу вспоминать это без внутреннего стеснения. А теперь еще новая на меня обида.

Это все Брин. Вчерашние слова Ливенского, что, оказывается Свят был прав насчет меня. Он настраивает Тима против меня. А Тим очень добрый и открытый, порядочными людьми легко манипулировать.

Меня подташнивает от одной только мысли о Святе. Может, бросить все и попросить родителей перевести меня в обычную школу? Безумство, конечно, они не согласятся. Да и Мякишеву не могу одну оставить, каково ей будет здесь без меня?

Лиза уже стоит на остановке, голову опустила, переписывается с кем-то в телефоне, ничего не замечая вокруг. Вижу ее, и тугой нервный ком в животе немного слабеет.

— Привет! — подкрадываюсь к ней незаметно, и Мякишева визжит с перепуга. Да так громко, что у меня закладывает уши.

— С ума сошла, Ёлка? Я чуть мобильный не уронила! Если разобью, кто мне другой купит? Ты, что ли?!