Мы живем недалеко друг от друга, но сегодня я выхожу из автобуса намного раньше, потому что бегу к репетитору по биологии. У нас очень сильный лицей, но этого недостаточно, чтобы получить высший балл на ЕГЭ. Поэтому три раза в неделю я занимаюсь отдельно, стоит это безумных денег, но мама говорит, так надо. “Все дети моих знакомых сами поступили на бюджет. А ты разве хуже их?”

Не хуже, конечно, но бюджет бюджету рознь. Впрочем, я не спорю.

После репетитора еду в приют. Сегодня моя смена, хотя, конечно, у нас не все так строго. Приходим, когда есть время, вот как сейчас.

По дороге быстро просматриваю ленту в ВК, первой появляется счастливая Марика, сидит на коленях Брина, в руке держит билеты на концерт Доры. Хотела бы и я сходить! Но без Свята, конечно. Сторис Потапова забит видосами с тренировок, а Тим Ливенский сейчас на чайной церемонии в своем японском центре.

— Дашк, привет! — здоровается со мной Лена, она руководит приютом. — У нас новенький. Не совсем, конечно, новый.

Отходит в сторону, и я вижу до боли знакомую фигуру.

— Тимох? Ты же…, — трясу мобильным, как будто именно в нем и спрятана реальность. — Я видела, как ты чай завариваешь.

Ливенский смущенно улыбается и сразу становится похожим на того парня, с которым дружила столько лет. Он не отвечает, а я молча беру незамысловатые игрушки и щетку для вычесывания шерсти.

— У нас две длинношерстные “британки”, их надо постоянно вычесывать, — объясняю я Тиму, пытаясь скрыть волнение и радость от того, что он пришел. — Пойдешь со мной?

— Я помню. — Ливенский идет рядом, чуть склонив голову в мою сторону. — Майя и Джемма. Я же раньше бывал здесь с тобой.

Помнит! У меня не хватает духа спросить, почему он пришел, стараюсь себя не обнадеживать, как раньше, что наша дружба обязательно вернется. И все равно, чувствую, как настроение впервые за день стремится вверх.

— Какие же они пугливые!

Мы заходим в кошачий загон, и многие кошки быстро прячутся. Нужно сесть и подождать, когда они вернутся. С кормом, пусть не премиальным, у них все хорошо, а вот заботы и любви им не хватает.

— Здесь все домашние кошки, которых выгнали на улицу, Тим, — смотрю, как медленно вылезает Майя из домика. — Их уже предавали, они не могут доверять людям, как раньше.

— Тебя они любят, это меня испугались.

Невольно краснею от удовольствия, приятно же, когда говорят, что тебя любят. В лицее Тим со мной сегодня и словом не перемолвился, зато сейчас глаз не сводит.

— Хочешь поиграть с ними? — показываю на палку, к которой привязана серая плюшевая мышка. — А я пока Майю начну вычесывать.

— Конечно! — Тим послушно берет в руку палку и начинает водить мышкой прямо перед грустными мордочками. — Я хотел поговорить про вчера. Не нравится мне это все!

— Что именно? — осторожно спрашиваю. Давно Ливенский не был со мной откровенным.

— Да все, Даш! — громко восклицает Тим, от его возгласа кошки пугаются и быстро прячутся в домики. — Извини… я не хотел. Все не нравится — и то, что ты за эту идиотку вписалась, и Свят с его желаниями.

— Ты спрашивал, чего ему надо от меня? — “проглатываю” оскорбление Мякишевой, хотя в глубине души возмущена. Сейчас важнее и опаснее Брин.

— Да спрашивал, конечно, — с досадой отвечает Тим. — Но он отшучивается. Троллит меня, сволочь. А я сделать ничего не могу!

— Жаль, но ты и не обязан. Я сама согласилась. Ты ни в чем не виноват.

— Никто не виноват, Даш! Кроме Мякиша! На кой ты опять влезла? Ну, гнилая она, неужели не видишь?

— Не гнилая! — пытаюсь успокоиться, потому что чувствую, как Майя напряглась в моих руках. — Ей непросто, Тимош. Она… ну, ты же знаешь, отец в тюрьме, и ему нет никакого дела до Лизы. И что тетка с нее кожу сдерет живьем, если узнает. Выгонит Мякишеву на улицу и матери ее помогать перестанет. Им идти некуда. Вот вообще некуда. Ты можешь так позволить поступить с людьми?