– Скажу вам по секрету, Лиля, что выбрал я профессию свою, в немалой степени поэзией ведомый. Не скрою, что к великому искусству, я прикипел от самых ранних лет, и с возрастом лишь укрепился в тяге к изысканному изложенью мыслей.

Я выбрал путь бездомного скитальца, в надежде находить в пути своём, те искры нераскрытого таланта, что пламенем когда-то разгорятся. Возможно вы и есть та Божья искра, которую искал я много лет, и я мечтаю только об одном, о том, чтобы раздуть из вашей лёгкой искры поэзии неугасимый пламень. Чтоб рядом с вашим именем в веках и моему прозванью было место.

– О-о… – Застонала президентка пытмарков. – Вы серьёзно, что ли?

– Поймите, Лиля мне любой поэт как брат или сестра, я чувства нежные давно питаю к ним. И разглядев в вас родственную душу, уже готов обнять вас как родную. Обнять и сообщить вам, что хочу я все ваши вирши облачить в бумагу, в каком-нибудь, пусть небольшом издании. Есть у меня знакомые в столицах, которые ваш дар оценят быстро, и я не сомневаюсь ни секунды, что вы, как озарённая талантом, найдёте почитателей своих, едва тираж появится на полках.

– Издание? Тираж? А-а… Это я? Это всё со мной…? – Лиля, кажется, не верила ему, её глаза бесцельно блуждали по комнате, и вела она себя довольно странно. – Я сплю что ли?

– Вот педовка… – Тихо бурчала за спиною Ратибора Муми, – оно сейчас отключится. Точно отключится… Нарколыга… Блэкаут фулл вилл хеппен… Я до такого состояния никогда не нажираюсь. Надо же так обожраться грибов, у него аж лупыдры вываливаются…

И снова шиноби её не слушал, он привстал и протянул обе руки к

президентке:

– Позвольте мне обнять вас, дорогая.

– А-а-а… – Только и смогла проорать Лиля и полезла к шиноби обниматься. И едва подержав юношу в слабых объятиях пришла немного в себя. – Вы что ту рил поможете мне «напечататься»?

– Я приложу все силы, дорогая, – обещал ей юный шиноби.

– О, я так ждала итс тайм. Я так ждала, – причитала Лиля. – Слава демократии!

– Подумаешь, поэтесса… – Бубнила из темного угла Муми, но никто её не слушал.

После слёз и объятий, поэтесса, провалившись в творческий кураж, протекавший на фоне грибного опьянения, настойчиво пыталась продолжить свой бенефис, и начать читать очередной шедевр из потрёпанной тетради, но шиноби уже всерьёз проголодался, и пообещав, как-нибудь, при случае, если будет время, то обязательно снова «прикоснуться к её фонтану божественной амброзии». А пока у него нашлись неотложные дела, после чего он ласково проводил президентку до дверей, а потом сказал Муми:

– Напрасно задевали вы её, хоть под грибами наша поэтесса, притом рассудка явно не теряла, случится так, что может и запомнить, все ваши эскапады и тирады. Уеду я она вам их припомнит.

– Да ладно… – Беззаботно отмахивалась Муми. – Лиля безмозглая ТэПэ, оно было угашено. Слава демократии, туморров не вспомнит, что обещало тудей.

– Ну, дай-то Бог, – ответил ей шиноби. И перед тем, как уйти попросил. – Трутовика у нас, как вижу я, в избытке, печь растопите, комнату прогрейте, прогрейте и постель, в ночь предыдущую я спал нехорошо, мокрицы дважды за лицо кусали…

– Мокрицы?! – Разозлилась ассистентка. – Вот гадины, а меня не трогали. Ладно, перетряхну всю постель, прогрею и матрас, и одеяло. Нау!

***

С деньгами у него было… Ну, в общем надо было экономить. Шиноби, конечно, помнил ту недорогую, и в общем-то неплохую забегаловку, где его арестовывали, но туда ему, почему-то, больше не хотелось. Воспоминания не очень. Вот и пошёл он бродить по улицам, едва выйдя из ворот поместья. Ходил, как будто, бесцельно под дождём, туда-сюда, сворачивал в переулки, искал, где бы недорого поужинать. И забрёл он в такие районы, где домишки были и вовсе кривы, а заборы так кособоки, что сохраняли они своё какое-то вертикальное состояние непонятными силами, каким-то чудом господним, а стены у местных домов поросли чёрным мхом, что было верным признаком близости хлябей. Но не только из-за скудости средств, и вопреки растущему чувству голода, Ратибор продолжал своё путешествие по городу. И в том была ещё одна причина… Ведь у ворот усадьбы он подметил одну толстозадую бабёнку… Была она из тех ловких и крепких женщин, которых знатоки женского пола, и прочие умудрённые опытом люди называют бой-бабами. И вот эта ловкая женщина увязалась за ним, и шла от самых ворот, несмотря то, что ходил он по таким улицам, где дороги больше смахивали на канавы с грязью глубиною по колено, и совсем не отставала она от него, шлёпала по грязи, хотя и держалась на хорошем расстоянии.