А он останавливался у всяких маленьких забегаловок с кривыми и блеклыми вывесками, и первым делом принюхивался. Почти все заведения этих местах пахли жареным луком, и дурным, давно пережаренным барсуленьим жиром. И уже сделав из запаха вывод, шиноби либо заходил внутрь, либо шёл дальше. Но и зайдя пару раз в очередную забегаловку, он тут же покидал её, едва уловив тухловатый запах порченых устриц. И на выходе тут же замечал внимательный юноша, всё ту же бабёнку, что таскалась за ним уже, наверное, час. Замечал её аккуратно, не поворачивая головы, что называется, краем глаза. И спокойно шёл дальше. Но в одном узком проулочке, он задержался у одной хромой торговке, что выложила на лоток возле своего дома, синеватые пирожки, и бойкой женщине пришлось пройти мимо него, пока шиноби щупал холодные пирожки и разговаривал с хромоногой торговкой. А после того, как задастая женщина исчезла из поля его видимости, при нём стал куриться какой-то золотушный мальчишка. Был он бос, и бегал по лужам весьма проворно, но при всём при этом малый не шибкого ума, так как боясь упустить Свиньина таскался от него шагах в пятнадцати или двадцати. Да ещё и таращился на шиноби всё время. Ну, разве так можно осуществлять наружное наблюдение?

Впрочем, голод заставил юношу, сделать наконец выбор. И он, зайдя в очередную харчевню, не стал уже привередничать по поводу запахов и заказал себе хумус из болотного гороха. Еда самая простая и дешёвая. Которую, казалось бы, сложно испортить, но в этом заведении решили, что нет ничего невозможного, и испортили горох отвратительным жиром, старым и прогорклым жиром барсуленя. Но делать было нечего, и Свиньину пришлось съесть то, что подали. Благо хоть хлеб, из речного проса, был вполне

съедобен.

Пока шиноби ел, мальчишка-шпик зашёл в харчевню, чтобы убедиться, что подопечный ещё тут, а не исчез куда-нибудь. Но владелец заведения, тут же вытолкал его взашей: нечего здесь грязь таскать. И тот отправился под дождь дожидаться подопечного. А Ратибор тем временем спокойно доедал отвратительную еду.

Он вышел на улицу, когда день уже клонился к концу. Дневная серая пелена из туч, тумана и мороси и без того не располагали к излишне светлому дню, а с сумерками так и вовсе всё усугубляли. Уже было темно и мальчик-соглядатай, боясь потерять шиноби, торчал буквально у входа в столовую.

«Вы здесь, мой юный друг? Мой влажный спутник с горестным челом. Блох ловите, минуты коротая? Пойдёмте – время путь продолжить, узнайте, что вас ждёт, пора уже… Устрою вам сегодня науку горькую и трёпку от начальства. Ну, поспешайте же…»

Шиноби, даже в приближающейся темноте, легко обходил и перепрыгивал лужи, но его белоснежные онучи уже не были белоснежными. Он неспеша шёл в сопровождении наблюдателя, в сторону поместья. А в маленьких окнах маленьких домов, тем временем загорались огни. А не спешил шиноби как раз потому, что ожидал наступления полной темноты. И вот, когда она наступила, а людей на улицах поубавилось, вот тут он и предпринял задуманный ранее манёвр.

Эти места шиноби уже немного знал. С большой и кое-как освещённой улицы, Свиньин вдруг свернул в узкий проулок и быстро пошёл в темноту меж кривых заборов. Он делал длинные шаги и оборачивался на освещённую улицу. Да, мальчишка утомился, вообще слежка дело очень утомительное, поэтому в неё берут людей выдержанных и спокойных, но даже такие не могут полноценно работать больше четырёх часов, а тут сопляк какой-то… Поначалу парень просто проспал «проспал» исчезновение шиноби. И стал бегать по улице искать своего подопечного. Потом догадался, что Свиньину некуда было деться кроме как свернуть в узкий проулок. И побежал туда же. А Ратибор к тому времени уже нашёл самое тёмное в проулке место, и присел в куст чертополоха, под покосившийся забор, привалился к гнилым доскам. Замер. Сливаться в темноте с окружающим пейзажем, было как раз то искусство, которому шиноби обучаются в первую очередь. Тут, в темноте, его можно было отыскать только с собакой. Или с хорошей лампой. И никак иначе.