- Потом уж до меня доходить стали слухи, что она не только на нежить охотилась, что меня одного ей было мало. Сперва-то не верил, только… один, другой, третий… я не выдержал. Спросил. А она ответила. Как есть правду, что… сила требует.

Слухи?

Не знаю. То ли мне они были не интересны, то ли актуальность утратили, то ли матушка изменила образ жизни, но мужчины в этом доме не появлялись.

- Вот тогда-то я и задумался о разводе. Попросил, а она вспыхнула. Не из любви, детонька, - Бжизек подвинул ко мне блюдо с оладьями. – Ешь, ешь… в вас оно все одно не задерживается.

- Почему?

- Силу тратите. Вон, пустая вернулась…

- Нет, - оладушек я стянула. – Почему не из любви?

- Так, выходит, не было ее никогда, - развел он руками. – Сама сказала, что выбрала меня, потому как другие знали про ее… особенности. Вот для постели были охотники, а чтоб законным браком… ее это задевало крепко, уж не знаю, почему.

Я сунула палец в миску с медом.

Я так в детстве делала, пока однажды по пальцу этому не получила, оно, конечно, обидно, да все равно из миски и пальцем мед определенно вкуснее.

- Развода она не даст, сказала, лучше честной вдовой станет, - Бжизек скривился и, задрав рукав, протянул руку. Левую. – И знаешь, я поверил… я не робкого десятку, однако же…

Черное пятно на запястье походило на жирную пиявку, присосавшуюся к венам, да так и издохшую. Она была мертва, несомненно, но…

- Это… она?

Червь? До того я подобное лишь в учебнике видела. Червь не нечисть, но проклятие из запрещенных, довольно простое, требующее от некроманта лишь силы и желания. Силы, к счастью, немалой, что подтверждает: матушка моя необыкновенными талантами отличалась.

Посадила и… собиралась ли снять?

Червь к жертве прикипает, сперва он мал и слаб, но, кормясь жизненной силой, разрастается, становится заметен, тогда-то его можно обезвредить. Но не снять. В любом случае, если бы Бжизек пошел в полицию… в Гильдию…

Он же рукав поправил.

- Я поначалу понять не мог, что происходит. А уж как оно появилось, так и… приятель один, слава богам, помог… только сказал, что целиком снять уже не снимешь.

- Почему…

- Она не со зла, - покачал он головой. – Просто… характер такой… неуемный. Сама творит, после сама жалеет… а жалеть не умеет, вот и больше творит.

Все равно.

Незаконно.

Опасно.

И… и слов не найду.

- Это она когда мы уехали. Нашла быстро. Тут и искать нечего было, куда нам податься, кроме как к моим родителям, - госпожа Франтишек отвела взгляд. – Я его уговорила уехать тихо… боялась я очень.

Как понимаю, не зря.

- А она появилась однажды, сказала, чтобы я вернулся, а не то хуже будет. Я ответил, что устал от такой жизни.

О детях оба не слишком, полагаю, думали.

- Я хотел забрать вас, - будто подслушав мои мысли, сказал Бжизек. – Только…

- Не позволила?

Он развел руками.

- Сказала, что вы ей самой нужны…

Знать бы для чего.

- А деньги? – спросила я, раз уж завели этот разговор, то следовало выяснить все до конца.

- Деньги? – он удивился. – Я продал лавку… да, оставил только четверть, но мне самому нужны были…

…и поганей всего, что он не врал.

Что я знаю о гномах, кроме как, что отличаются они завидной сквалыжностью, и сложно придумать клиентов хуже? Дотошны. Занудны. И так и норовят обсчитать, ибо чужаку платить полную сумму совесть не позволяет. А чужаки для гномов все, в ком крови их нет.

Или есть, но мало.

Или даже много, но кровь эта давно ушла, разорвав с общиной деловые связи.

В общем, гномов я не слишком жаловала, а потому от субботнего визита не ждала ничего хорошего, впрочем, о предчувствиях своих я предпочитала помалкивать, дабы не испортить Грете настроения.