И с Марюсом Дье мутно. Во-первых, Каторжные браслеты, во-вторых, открытка с намеком в его стиле.

– Что это за новость с воскрешением?

Линас порывом студеного ветра ворвался в трактир, огляделся и прямиком направился к нашему столу. Вид живого и здорового Томаса его не обрадовал, наоборот, гримасой исказил лицо.

– Ай, больно!

Конюх вздрогнул, когда Линас без предупреждения кольнул его иголкой в руку. На коже проступила капелька крови.

– Не зомби, – мрачно констатировал он и грозовой тучей обрушился на Вилкаса: – Ну, и как это понимать?!

– Отстаньте от него, светлейший, – лениво пришел на выручку Юргас, – это не он, а я. У Вилкаса ни мозгов, ни сил не хватило бы, а я сделал доброе дело. Или вернуть все, как было? Обидно, столько труда насмарку, но могу заново организовать вам труп.

– Не надо! – отмахнулся Линас и встал рядом со мной. – Вы и ваша магия мне уже в печенках!

И ребром ладони показал, где именно. Значительно выше печени.

– А чего так? – сощурился отец. – Подрываю авторитет, не даю покрасоваться перед барышнями? Так у вас невеста имеется, вы ее целиком и полностью устраиваете. Да и я вам не соперник, занимайтесь своей инквизиторской деятельностью на здоровье!

– То есть, – любимый хищно оскалился, потер красные от мороза руки, – вы собираетесь добровольно проследовать под арест до выяснения обстоятельств, а после предстать перед судом?

– Нет, конечно! – От души рассмеялся Юргас и наконец заказал нам выпивку. – Умерьте свой пыл. Все хорошо, все живы, что вам еще нужно?

– Мне нужно, чтобы вы исчезли.

– А вот на это не надейтесь.

Лицо отца превратилось в каменную маску. Зрачок полностью слился с радужкой. Скулы заострились, кожа на них натянулась, чуть ниже проступили желваки. Он сидел и безмолвствовал, но над столом стремительно сгущалась тьма, удушливая, едкая, вытесняющая воздух из легких. Вскоре я и вовсе увидела ее – едва заметные язычки, подвижные, как пламя. Не черные – темно-фиолетовые. Они выходили из кожи Юргаса, тянулись к Линасу. Любимый в долгу не остался – навстречу чужой магии потянулись ослепительные голубые лучи.

– Стойте!

Зажмурившись, стукнула кулаком по столу, сделала глубокий вдох и только тогда продолжила:

– Вы друг друга ненавидите, а мне что прикажете делать?

– Ты сильно преувеличиваешь глубину моих чувств к светлейшему. – Как более опытный, разумный, Юргас «убрал коготки», потянулся за выпивкой. – Это у него все черное и белое. Чего ты хочешь, человек жизни не видел.

– А что происходит-то? – широко разинув рот, спросил Томас. – Огоньки какие-то… Красиво!

Первоматерь, мы совсем о нем забыли! Спасибо, он идиот, не побежит строчить донос в столицу.

– Нравится?

Специально для него, словно для малого ребенка, Юргас зажег оранжевый лепесток огня на ладони и погасил дыханием. Томас восторженно захлопал в ладоши.

– Учись! – шепнул мне отец.

Сначала не поняла чему, а потом… Ну конечно, он его внимание отвлекал, сделал так, чтобы Томас не помнил о разговорах, о ссоре, только об огоньке.

– Иди-ка за стойку! – Юргас мягко, но настойчиво спровадил конюха. – Скажешь, хозяин разрешил, тебе бесплатно нальют. Хочешь девочку, будет девочка. У тебя сегодня праздник, все за мой счет.

– Ух ты!

Томаса не надо было просить дважды, он с радостью убежал за подарками. А мы остались. И вовсе не в праздничном настроении.

– Итак, что здесь происходит?

Линас занял освободившееся место. Думал, пересяду к нему, но я предпочла остаться на своем стуле.

– Допрос свидетеля, – устало произнес Юргас и, подняв рюмку, поинтересовался: – Будете или брезгуете?