Наелся я так, что еле вздохнуть мог. И огурцам, и салу честь отдал, а уж оленина выше всяких похвал. Дед ее в печи долго томит в собственном соку, потом луку туда как оленины наваливает, морковь, чеснок. Мясо во рту тает, ничего вкуснее в жизни не ел. Иногда мне кажется, что я сюда к Афанасию только из-за этого мяса катаюсь. В этот раз, похоже, так и вышло.

После бани и еды заснул так, что пушкой не разбудить, однако военная привычка всегда быть начеку взяла свое. Под утро из дома послышались крики, да такие, что у меня волосы дыбом встали. Не пойму, кто кричит, вроде и женский голос, но такой, что как вой, да громко так.

Быстро накинул штаны и джемпер, влетел в ботинки и рванул в дом. На всякий случай пригнулся, когда в жилое помещение забегал, чтобы Афанасий не пальнул куда не надо. И на секунду остановился, открыв рот от удивления. Меня, повидавшего в горячих точках всякого, прошило страхом за то, что тут творилось. На деревянной кровати у стены метался и крутился человек, а Афанасий пытался его удержать.

Навалился всем телом сверху и не давал встать.

– Чего стоишь? – рявкнул Дед. – Вон веревки висят, тащи сюда, привяжем, а то изранится вся.

Я встряхнулся, как собака, и схватил с железного крюка смотанную льняную веревку. Быстро подскочил к Деду, и мы вдвоем довольно шустро примотали к кровати то ли ребенка, то ли подростка. Было непонятно из-за закрытого влажными прядями лица. Фигура мелкая, щуплая, да такая худая, что скрутить не составило труда.

– Нет, нет… – стонал человек, продолжая метаться на кровати, но уже не так сильно.

Постепенно эти метания стихли, а тело подростка как-то обмякло и словно в сон провалилось.

– Все, – тихо произнес Афанасий, усаживаясь на табурет около кровати. – Снятся всякие кошмары, вот и привязываю. Пока не успокоится, может травму себе нанести.

– И часто так? – сажусь на свободный табурет, стирая с лица пот.

– Пару раз в месяц, – задумчиво произносит старик и затем словно опомнился. – Помог, иди, дальше я сам.

Встаю, бросая взгляд на уснувшего человека, и пытаюсь рассмотреть хоть что-то, но мне видно только спутанные влажные волосы и хрупкие плечи, спину.

– В больницу бы надо, – с сомнением произношу я, снова поворачиваясь к Деду.

– Я сам знаю, что надо! – заводится тот, вскакивая со стула. – Иди давай, сам разберусь.

И я ухожу, хлопнув дверью. Стою на крыльце, вдыхая морозный воздух и пытаясь сопоставить пазлы в своей голове, но ничего не выходит. Однако, я вернусь сюда и добьюсь своего. Я узнаю, что скрывает Афанасий, будь он неладен.

Утром Афанасий пришел, сел напротив меня, сверля своим взглядом из-под седых бровей.

– Чего смотришь? – нахмурился я, усаживаясь на лавке, где спал, укрывшись курткой.

Мне приходилось спать в самых разных условиях, но после того, что произошло, я засыпал с трудом и то лишь урывками. В голову лезла всякая ерунда о том, что скрывал старик.

– Жду, когда ты начнешь задавать вопросы, – крякнул с досадой Дед, – Я же вижу, что просто так ты не отвяжешься. Ты, Илюха, многого не знаешь.

– Откуда тебе знать, что мне известно, а что нет? – взлохматил я свои волосы, которые недавно начал отращивать.

До этого я по привычке брился почти под ноль, но на на гражданке мой бандитский вид не соответствовал статусу бизнесмена. Пришлось немного отрастить волосы, и я ещё не привык, что надо как-то приглаживать свою шевелюру. Тем более после бани волосы стояли торчком.

– Тогда скажи мне, что ты знаешь про ту женщину, которую ищет мужчина?

– А ты? Откуда?

– По радио слышал. Когда её искали осенью, каждые полчаса передавали сообщение.