Я не понимала, как можно быть такой эгоистичной скотиной. И не собиралась этого понимать. Но еще больше я не понимала, как можно забыть о моем существовании. Неужели за годы одиночества в квартире он настолько одичал, что забыл про меня? Уму непостижимо.

Злая и взъерошенная, я спустилась на первый этаж, по доносящейся из колонок громкой музыке быстро нашла нужную комнату. Резко распахнув черную дверь с до блеска натертой серебристой ручкой, я замерла на месте, словно вкопанная. Меня парализовало. Безжалостно так. Жестоко.

Дыхание сбилось в одну секунду, во рту скопились слюни, которые стало тяжело сглатывать. О май гад! Сильные длинные ноги, узкие бедра и крепкие ягодицы — моя слабость. Широкая мускулистая спина, мышцы на которой раз за разом перекатывались, стоило ему подтянуться на турнике, — моя вторая слабость. Стоило признаться, что его руки — это отдельное искусство. Непостижимое многим. И это моя третья слабость… Красивые, сильные, с манящей паутинкой вен. Так и хотелось к ним прикоснуться, провести ногтем от плеча до ладони и…

Я будто в прошлое попала.

Перед глазами то и дело замелькали яркие кадры из того жаркого лета. Душного и эмоционального, как ни посмотри.

Моргнула, нервно потрясла головой, из последних сил пытаясь прогнать воспоминания. Они навязчиво всплывали в памяти, взрывались яркими всполохами фейерверка и приковывали взгляд.

Вот он, уставший и счастливый, отправился в душ, прихватив с собой одно лишь полотенце, которое мало что прикрывает. Вот он вернулся в комнату, атмосфера в которой все еще тяжелая, обмотанный в одно это полотенце. Оно ничтожно маленькое. И совершенно ничего не прикрывает. Склонив голову к правому плечу, подарил самую обворожительную улыбку на свете и провел рукой по взъерошенным после душа волосам, стряхивая лишнюю влагу. Я смотрела на него влюбленным взглядом маленькой наивной девочки. Мне нравилось все.

Особенно ворон на плече.

Огромный. Насыщенно-черный. С цепким взглядом, напоминающим черный бриллиант под солнечными лучами. Работа превосходного мастера заставляла восхищенно ахать и охать раз за разом.

Снова моргаю и трясу головой, глупо надеясь, что вот прямо сейчас картинка развеется, разлетится на пазлы. И они, в свою очередь, вернутся в закрома памяти.

Ни черта подобного.

Ворон стал темнее, размах крыльев больше. А рядом, буквально в двух сантиметрах, под острыми цепкими когтями хищной птицы, прямо над ребрами, появилась новая татуировка. Неизвестная мне надпись.

Внезапно захотелось подойти ближе, провести ноготком по новой татуировке и почувствовать его тяжелое, сбившееся дыхание. Все как раньше — ноги перестают держать в самый неподходящий момент. Когда он рядом. Хочется больше, чем я могу себе позволить… чем мы можем.

Желание становилось сильнее, навязчивее. Настолько, что еще немного, и я точно сошла бы с ума от сумасшедшего, проглотившего меня желания оказаться с ним рядом и позволить больше, чем прописано в чертовом договоре, который мы оба согласились соблюдать.

— Нравится? — раздался тихий шепот над ухом.

Вздрогнув, я отпрыгнула, больно ударившись затылком о стену, и мысленно покрыла себя трехэтажным матом за трусость. Я настолько залипла на нем, настолько погрузилась в свои воспоминания, что забыла, зачем и, главное, к кому пришла. Я не заметила, как в мини-зале для занятий спортом затихла оглушающая музыка. Не заметила и того, как он подошел ко мне и встал впритык.

Моргнула, сжала до побелевших костяшек края одеяла и дала себе буквально несколько секунд, чтобы прийти в себя и дать отпор. Уверенно подняла голову и забыла, как дышать. Он смотрел на меня насмешливо, сверху вниз. Смеялся над моей растерянностью, потешался над маленькой пугливой девочкой, которая для него ничего не значит.