Ни хрена она не знает!

Усмехаюсь и поворачиваюсь к ней. Стоит в свадебном платье в центре гостиной, руками растирает шею. Взгляд опустошенный, просто никакой. Стискиваю челюсти, желая расхерачить тут все. Какая же она наивная! В ее голове просто нет представления, на какие бабки мы тогда встряли.

— Да, могли бы, если бы не отказались от дальнейших выступлений. Неустойка. У нас ничего не осталось.

В пункте, подразумевающем неустойки, мне всегда виделись страшные суммы. И, как показала жизнь, не зря.

— А дома? Квартиры? Машины?

— Все было продано. Да и не так много у нас было своей недвижемости.

Абсолютно все.

— Но…

— Не стоит забывать, что то было турне. Больше десятков концертов и тысячи проданных билетов, — прикрываю глаза, вспоминая тот ажиотаж и кошмар одновременно. — Мы словно предчувствовали и заранее накатали на каждого доверенность на продажу имущества в экстренных ситуациях. Сама знаешь, у Машки та еще интуиция была.

— Ты все продал? — шепчет ошарашенно, на ощупь ища диван, чтобы присесть.

— Мне пришлось.

Снова отворачиваюсь. Не могу видеть ее слезы и боль в глазах.

— Прости.

— Иди спать.

Она уходит.

Я слышу, как она взбегает по лестнице, как цокают каблуки, которые она до сих пор не удосужилась снять, слышу, как яростно хлопает дверь ее комнаты. Устав держать в себе накопившуюся боль, с ревом раненого зверя швыряю бутылку виски, наполовину полную, в кирпичную стену. Осколки разлетаются по темному паркету, несколько падают около ног, символизируя мою жизнь.

На хрена я ввязался в фиктивный брак именно с ней, до сих пор не могу понять. Если бы не ее отец, что так сладко заливал в уши об опасности для любимой внучки, я бы тысячу раз подумал, прежде чем ввязываться в эту авантюру и вешать брачный венец на шею. Придумал бы, как договориться с акционерами, нашел бы, на что надавить.

Но в плане Софи я слабак. А тут еще и маленькая девочка, ее дочь. И я до сих пор помню, что такое нелюбовь отца. Боль, страдание и разъедающая внутренности обида.

Маленькая девочка, с которой я еще не знаком, тронула мое холодное сердце и заставила изменить решение в ее пользу. Я оказался не в силах сопротивляться крохе, которой грозит опасность от родного отца. Да и ублюдок Саяров сыграл свою роль. Я ненавижу его всеми фибрами души, и мне за радость ему досадить.

А теперь что?

Мы женаты, но между нами огромная пропасть с размером Большой каньон.

Устало падаю в кресло, отчаянно хватаюсь за волосы и тяну, причиняя себе дикую боль. Мне больно. Только боль эта, сука, душевная, разрывает изнутри, а не физическая. А как же хочется наоборот.

Я не до конца еще понял, почему отец Софи после смерти моего отца решил продать свою долю в компании именно мне. Он как будто чувствовал, что, если у меня вдруг появится возможность, я вернусь в родной город. Что мне нужен гребаный якорь. Так и произошло. Своего зятя как родственника и управляющего он, походу, даже не рассматривал. Стоит признать, это наводит на странные мысли, заставляет задуматься о многих вещах.

Петр Савельевич всегда относился ко мне доброжелательно, всегда готов был помочь. Он был ближе родного отца, за что я искренне ему благодарен. И уверен, если бы я сделал предложение Софи, он бы не отказал мне. Но мой отец…

Всегда державшийся на расстоянии после развода с мамой неожиданно взбрыкнул. За двадцать лет своей жизни я видел его раз десять, но даже этот факт ему не помешал строить мое будущее. Он решил все за меня. Решил, что знает, как для меня будет лучше. Плевать он хотел на мои желания, на мою любовь к музыке.