Алевтина, девушка Лиса. Он как раз только пришел в себя, разрывался на части и звал ее ревом раненого дикого зверя. Я боялся смотреть ему в глаза, боялась увидеть в них ненависть. До сих пор помню, как уговаривал ребят отправиться в гостиницу именно тем злосчастным маршрутом. Они сопротивлялись, смеялись и шутили, хотели продолжить вечер после концерта в боулинге. Но, услышав мои доводы о завтрашнем тяжелом дне, сдались. Кто знает, окажись они смелее, может быть остались бы живы.

За месяц1 до концерта отец пришел в себя и выдвинул мне счет. За учебу, за новую гитару, за курсы иностранного языка, да и в целом за карманные расходы. Он не хотел брать с меня денег, ему нужен был я как наследник, как продолжатель рода и сердце его компании. Играя в группе, я понимал, что это ненадолго. Его псы то и дело ошивались рядом, всегда были наготове, чтобы в любую минуту упаковать нерадивого сынка и доставить к отцу.

Я сопротивлялся его власти, планировал держаться от него как можно дальше и не понимал, как Петр Савельевич может с ним дружить. Они абсолютно разные, у них из общего только охота. На ней они и встречались чаще всего.

Я решил пойти против отца, отказаться от наследства, но вынужден был быстро заткнуться. Отец быстро выяснил состав группы и довольно доходчиво объяснил, что ждет нас, если я взбрыкну. С первого и до последнего концерта мы выступали в масках, никто и никогда из фанатов не знал, как мы выглядим. Даже сейчас стоит упомянуть группу Black Raven, у людей в голове начинают крутиться шестеренки, а память подбрасывает рок-группу, в которой четверо парней и все с масками на лицах. Ворон, Лис, Панда и Медведь.

В день, когда я первый раз увидел Софи, мы тоже выступали в масках, и до того смешно было слушать ее восхищение, оказавшись рядом в ином облике.

— Я был с ними... на расстоянии.

Выпиваю залпом виски, наливаю еще. Мне больше нечего ей сказать.

— Нет, не был! — кричит, срывая с головы белоснежную фату и швыряя ее под ноги, позволяя той парить, словно перышко, на пол. Прическа распадается, темные локоны опускаются на плечи. Замираю, впитываю в себя ее облик. Красивая и такая желанная. — Ты отделался лишь легкими ушибами и свалил в столицу, к папочке. Грега нет, Машки нет, Альки больше нет. Ты вообще знаешь, что Лис бухал не просыхая, а тебя, его лучшего друга, не было рядом! Ненавижу тебя!

Хочется заорать, что «знаю», потому что бухал вместе с ним. До потери памяти, до потери сознания. Но вместо это в один прыжок оказываюсь рядом с ней, резко хватаю за горло и впечатываю в стену, прижимая ее хрупкую фигуру своей массивной, чтобы не брыкалась. Ловлю ее ненавидящий взгляд и шепчу:

— Ты права... их больше нет, но, чтобы ты понимала, я, пожалуй, все-таки открою тебе маленькую тайну — вместе с ними могли были уйти и Лика с Матвеем. Мне пришлось вернуться к отцу, чтобы он оплатил им операции. Продать свою душу дьяволу и пахать на него. И, чтобы ты понимала, я ненавижу своего отца больше жизни!

— Пусти, — хрипит, цепляясь ногтями в запястья.

Отпускаю, возвращаюсь к окну, по пути прихватив бутылку с виски. Ну вот я и высказался, только кому от этого стало легче? Ей, когда сорвался, как последний мудак, и причинил боль, или мне, от того, что она все знает? Качаю головой, не до конца веря в происходящее.

Я не понимаю, зачем она делает это сейчас. Зачем она намеренно ворошит прошлое, пытается выставить меня в хреновом свете, если сама ни хрена не знает?

— Концерты. Вы могли оплатить операцию с них… ты мог остаться.