— Марана, но по твоему рассказу хрень выходит! Игрок — возможно, но не думаю, что это она была в твоем кабинете.
— Найди мне ее. Найди эту дрянь. Эту белку-летучку. Гарри Гудини с грудью, — цежу сквозь зубы. — Она была за столом. Там по-любому отпечатки ее остались. Найди. Притащи за русые патлы к моим ногам. Она очень похожа на...
— На кого?
— Не важно. Ищи. Включи все свои шесть чувств ищейки, и даже седьмое и восьмое. Я хочу, чтоб она была завтра у меня.
— Марана, в кабинете мы обнаружили прослушку. Пока ты был на пробежке. Нас умело водят за нос. Провоцируют на неверный шаг. Сучка эта — пешка. Я уверен. А ты ведёшься на эту шкуру.
— Я все тебе сказал. Жду машину, — скидываю трубку.
По-тихому хочу уйти.
— Марана. Возьми. Это Ияра спортивки и майка, — Акси протягивает аккуратно сложенную стопку вещей, а другой рукой придерживает согнутую в дугу поясницу. — Они новые. Не переживай.
— Акси, спасибо, не надо было. Тебе нельзя, наверно, тяжести носить. Такие.
— Да брось. У меня две девчонки и еще тройня на подходе.
— Тройня?
— Ага. И тоже там есть девочки, — светится от радости, поглаживая живот, — и мальчик. Бери. Он их не надевал. Я наслышана о твоей брезгливости. Да и за годы, — наклоняется ко мне и шепчет, — кое-кто потерял слегка форму, — улыбается.
— Я все слышу, любимая, — орет Ияр за накрытым посреди гостиной столом. Вокруг него бегают девочки, он их ловит, кусая их за щеки. Дети закатываются смехом. Сажает их на колени и закидывает им во рты по виноградине. — Пусть проваливает. Он и так задержался на две минуты. И я чуть набрал. Я же не знал, что ты умеешь так вкусно готовить.
— Внучок, я тебя люблю, но ты и правда отрастил живот. Без пяти мордоворотом станешь.
— Неправда.
— Любимый, даже если ты станешь лысым и хромым, я буду тебя все равно любить.
— Это по принципу «арбуз растет, а хвостик сохнет»? Спасибо, Акси. Правда, не стоит. Я пойду.
— Марана, ты тоже не бог красоты. Сам моложе внучка моего, а на рожу старше. Потасканная. Седина в бороде и на висках. На старпера похож.
— Точно, нана, подметила, а ну, дай пять, — хлопают ладошками и гогочут. — Ты что, нан, он же предводитель. Все трусятся перед ним.
— Ага, такое ощущение, что предводителю хорошенько сегодня сели на лицо, раз он в таком виде. Прям интересно, кому это удалось окунуть чистюлю в собственную грязь? Благословила бы, ей богу.
Ну, старая заноза.
— Что такое, сразу скис? А? Марана? Не нравится, когда над тобой шутят? Неужто глава клана обиделся на слова зрелой леди?
— Да нет, что ты. Продолжай. Я не обижаюсь на говорящих мумий с малиновыми волосами и сморщенной, как изюм, кожей.
— Ну все, хватит обмениваться любезностями. Марана, переоденься, от тебя правда воняет дерьмом. И можешь искупаться в душе, там в первом ящике аптечка есть. А потом я сварю тебе кофе. Ияр, перестань перебивать девочкам аппетит.
Беру вещи, иду вдоль по коридору. Оказываюсь в просторной ванной комнате. Снимаю с себя порванные вещи, выбрасываю их в урну. Отвинчиваю кран, в мои ладони набирается прохладная вода. Умываюсь. Зависаю перед зеркалом. И правда вижу на висках седые волоски. Почему сейчас меня это задевает? Особенно словечки «пожилой человек», «старый хрен», сказанные тонкими розовыми устами. Кто же эта девчонка? Которая засела у меня в голове. Как жаль, что мне придется ее убрать.
На глаза попадается тюбик с носиком, где разведена черная краска для волос. Не знаю, зачем я это делаю, но чуть выдавливаю на волосы, замазывая области седины. Выжидаю время. Потом смываю под напором «тропического» душа всю грязь с себя за сегодняшний день.