Бросаю взгляд на Акси. Рассказала все-таки.
— У меня нет секретов от мужа.
— Спасибо, Акси. Да, я это сделал. А что сделал ты? Бухал, как скотина. Доверил ее непонятно кому. Тебя облапошили, как ребенка, и злишься на меня. Потому что твоя вспыльчивая голова ничего лучше не придумала. Ты всегда думал жопой. Твои амбиции и твое «Я» шли впереди тебя. Потому что ты на самом деле жопоголовый. Вот и все! — выкрикиваю.
— Ну все, убью тебя сейчас. Любимая, отвернись. Хоть я и обещал его не трогать, но придётся нарушить обещание, — направляет на меня дуло.
— Ну давай, стреляй.
— Папа, папа, ну где ты? Маленькие ножки бегут по коридору и останавливаются за ногами отца, а маленькие ручки обхватываю с обеих сторон. За другой ногой — вторая пара рук.
Еще пару секунд он держит меня под прицелом, резко прячет ружье.
— А кто это у нас там? — поднимаюсь по лестнице выше, присаживаюсь. Отклоняю голову в сторону. Я знал, что у них появились двойняшки. Им примерно три или четыре. Но вблизи их не видел никогда. И почему сейчас? Зависть к этой картине расползается как кислота.
Одна девочка отклоняется в сторону. Как интересно, у нее не черные волосы, а темно-русые, но цвет глаз — ярко-зеленый. Как у матери. И такие же маленькие пухлые губки. Хмыкаю. Маленькая пиранья.
— В кого такая красивая девочка и как же ее зовут?
Курносый нос и щечки, как яблочки, красные.
Она пристально смотрит. А затем улыбается.
— Я в маму красивая. Меня зовут Яфит.
— Я думаю, ты красивей, — делаю комплимент девчушке.
— Ты что, Яфит, — оттягивает ее назад детская рука, — не говори свое имя, он чужак. Мы его не знаем, а значит, он наш враг.
— Назлы, — шепчет, — у дяди лицо доброе и улыбка красивая.
— А это явно в папу.
Вылезает голова с другой стороны.
Похожи. Но характеры разные. Одна во всех видит добро, другая подозревает всех.
— Заткнись, Марана.
— Папа, пойдем играть дальше, — тянут его за зеленые треники. — В нашу игру. В Пидара Пэна.
— В кого? — поперхнувшись от смеха, переспрашиваю.
— В Пидара Пэна.
Ияр присаживается и зачесывает первой девочке выбившуюся кучерявую прядь.
— Солнышко, не Пидар, а Питер. Поняла? Питер Пэн.
— Ну я так и сказала.
— Нет, дорогая. Первое слово — это не то! Идите, поиграйте с Динь-Динь, папа сейчас поговорит с Капитаном Крюком и придет.
Сдерживаю смех.
— Ияр, дети правду глаголют.
— Марана, у меня остался еще один патрон.
— Питер Пэн, кто бы мог подумать... Акси — Динь-Динь, что ли?
— Нэт, Дын-Дын, это я, — из-за двери тянется дым, а потом появляется она — старуха.
— Я вообще не вовремя, походу. Здравствуй, бабуля. Вам прогулы уже на кладбище ставят, не слышали?
— Я че-то не поняла, Марана. Сейчас что, високосный год наступил?
— Нет, старая. Лето, как видишь.
— И я о том же. Почему твоя рожа на нашем пороге? Разве ты не уяснил последний наш разговор? Чтоб я видела тебя один раз в високосный год! Перезаряжай, внучок, и пошли репетировать сценку дальше.
— С удовольствием, нана.
— Так сложно дать позвонить? Что вы за люди-то?
— Ай, — Акси хватается за низ живота. Что такое, дорогая? — Ияр кидается к жене, поглаживая низ живота.
— Вы так кричите, что я нервничать стала, и наши тройняшки тоже. Пойдемте уже в дом. Там продолжите ругаться. Уже соседи на нас смотрят.
— Я не пущу его к нам.
— Ай! Сильно пинаются. Я просто устала стоять. Дай ему позвонить, и пусть уходит.
— Ладно, — рычит. — Один звонок, и вон пошёл от дома.
Ияр обнимает жену, но та успевает повернуться ко мне и приподнять бровь.
Без звука, чисто губами, посылаю ей слово «спасибо».