И я понимаю, что она не лжет. Отпускаю её волосы, с трудом разжимая пальцы, словно сведенные судорогой. Алла пятится, отползая от меня. Я делаю глоток виски. Смотрю на неё сверху вниз. Думаю о том, что она вся моя. Целиком. И не была ничьей. Но тот мужчина…Алла не расскажет. Мне придётся все узнавать самому. 

— Не плачь, - прошу я. - Хватит реветь. 

— Ты больной ублюдок! 

Жестом зову её к себе. Думал, не подойдёт, но она все же поднимается и идёт. Встает напротив меня. Грудь тяжело вздымается, я не могу отвести взгляда от торчащих розовых сосков. Снимаю рубашку, отбрасываю её прочь. Расстегиваю ремень брюк. Притягиваю Аллу к себе, втягиваю в рот её сосок, вынуждаю чуть раздвинуть ноги и погружаюсь пальцами в её влажное тепло. Смотрю в её глаза - в них туман, чёртов туман. 

— Знаю, - говорю я. - Я знаю. 

15. Глава 15. Алла

Макар смотрел на меня с удивлением. Даже головой покачал. Уверена, в своих мыслях он уже выволок мой хладный труп и прикопал его в розарии, или где они там свои следы прячут… А на мне - ни царапины. Если не считать растоптанного эго. Я вся себе казалась растоптанной. 

Но иду, спину ровно. В эту спину мне смотрит Макар, и по сути, мне вообще плевать, что он про меня подумает, но…Но хочется казаться сильной. Словно если опущу плечи, то все, сдалась. 

— Вы меня явно недооцениваете, - сказала я Макару. 

Я не слышала шагов этой машины для убийств, но я знала, что он идёт за мной след в след. 

— Я вас боюсь, - ответил он совершенно спокойным голосом. 

Попугай покачивался на прутьях клетки. Иногда меня и правда подмывало начать его учить, но я себя останавливала - не стоит привязываться. Поэтому репертуар птички состоял из случайно услышанных фраз и цитат надерганных из ТВ. 

— Свободу попугаям! - продекламировал он, догадавшись, что я о нем думаю. 

И меня вдруг посетила шальная мысль, просто взять и выпустить его. Пусть летит себе в ночное небо, гордой и свободной птицей.

— Нет, - покачала головой я. - Если ты каким-то чудом дотянешь до зимы, то все равно сдохнешь от холода. Сиди в клетке, хватит смертей. 

Я так яростно драила свою кожу, пытаясь смыть с себя следы рук и губ Багрова, что кожа на внутренней стороне бёдер, на груди стала интенсивно розовой. Он поймёт. Хотя, не плевать ли мне? 

Попугай затыкался, стоило лишь мне выключить свет. Свет выключился - и птичка тоже. Я завернулась в одеяло. 

— Я тоже в клетке, - сказала я попугаю, ну, не мог же он мгновенно уснуть, в самом то деле. - Только я уйду. Скоро уже совсем… Тянуть больше нельзя, он не верит мне, он скоро все узнает. 

А тогда что? Просто убьёт, как и моих родных? Нет, не этого я боялась. Я боялась того, что он и дальше оставит меня своей игрушкой, и тогда, рано или поздно наступит момент, когда я сломаюсь, потеряю саму себя. 

Мне остро хотелось проверить границы своей клетки. Станут ли они меня останавливать, если я захочу уйти? Будут ли они следить за мной? Потому что хотелось в папин дом. Сидеть там, слушать шорохи. Слушать ночь. Здесь ночь молчала, наверное, она тоже боялась Багрова. 

Он любил приходить утром. Сам он просыпался рано, в то время, как я была убежденной совой. Спать по утрам мне не могла помешать никакая бессонница. Багров же просыпался, нырял в свой бассейн - обязательная процедура. Потом заходил ко мне, благо моя комната имела выход на террасу. Нырял в моё сонное тепло, будил ледяными прикосновениями, от которых, впрочем, становилось жарко. Потом, когда он уходил, я снова проваливалась в сон. Я начинала привыкать к такому укладу, что тоже меня пугало.