– Я выйду, конечно. Выйду обязательно. Но перед этим ответь мне на один-единственный вопрос: что ты задумала, Бояркина?

Я уже не соображала, что он от меня хочет.

– В каком смысле? – попыталась взять себя в руки.

– Хорошо. Пойдём длинным путём, – благосклонно улыбнулся он и легонько подул мне на шею. Колени опасно дрогнули. Стоять, бойцы! Мама не приказывала сдавать крепость! – Что ты здесь делаешь?

– В туалете? – обезумевший мозг искал запасной выход, но уже готов был сигануть без парашюта, рискуя разбиться вдребезги на сияющем кафельном полу.

– На выставке Белова, – уточнил Островский терпеливо.

– Картины смотрю? – пролепетала я, где-то на осколках сознания понимая, что на вопросы вопросами отвечать – гиблое дело.

– Значит, пришла приобщиться к искусству, – удовлетворённо пробормотал этот гад и, словно невзначай, коснулся губами мочки моего уха.

Кто там расписывал, как бьёт электрическим током? Врут. Это совершенно не те ощущения, но это настолько сильно, что находиться рядом с источником опасности становится невозможно.

«Беги! – заорал Песси, не высовывая нос из засады. – Спасайся, кто может!»

«Сдавайся! – хихикнул Опти. – Это будет крышесносный плен! Из каждой ситуации нужно уметь урвать самое приятное!»

– Вот что, Островский, – усилием воли я заставила себя оторваться от зеркала и сделала поворот на сто восемьдесят градусов. – Не знаю, что ты себе напридумывал, но, уверяю тебя: я пришла на выставку, а не за тобой гоняться. Слишком много чести. Сделай, будь добр, шаг назад и дай мне пройти. Меня ждут.

– Подождут, – сверкнули опасной синью Бодины глаза, а губы оказались в опасной близости от моих губ.

О, нет-нет! Только не это!