— Пожалуйста, — сама прижимаюсь ближе к нему, кладу дрожащую руку на широкую каменную грудь.

Недобро усмехнулся, чуть склонив голову на бок. Смотрел долгие полминуты, словно пытаясь пробраться внутрь, в самую душу. Я терпела, не отводя глаз, хотя больше всего на свете хотелось спрятаться, закрыться от него.

Наконец улыбается уголками губ, пренебрежительно ведет темной бровью, и сестра падает на пол, словно подкошенная.

— Арина, — бросаюсь к ней, суть живая от тревоги.

Выставляет передо мной свою лапу, не дав сделать и шага.

— Пусти! Ей нужна помощь! Неужели ты не видишь?!

— С ней все в порядке. Она просто спит, — в ненавистном голосе появляются, недовольные нотки нетерпения.

Смотрю на сестру, подыхая от ощущения собственного бессилия. У нее на лице умиротворенное выражение, грудь мерно поднимается и опускается в такт дыханию. Похоже, действительно спит.

Отпустил.

Как я и просила. Взамен на мою добровольность.

От первобытного ужаса в груди больно, в животе больно. В каждой клеточке боль плещется.

Выпрямляюсь, чувствуя, что еще немного и сознание меня, покинет. Держусь из последних сил. Одновременно мечтаю о спасительной тьме забвения и боюсь того, что он передумает. Как отпустил Арину, так и снова может поднять, сделать марионеткой в своих руках.

Андрей смотрит на меня, в этот раз мрачно, выжидающе.

Зачем? Зачем я ему нужна?

Еле сглотнув колючий ком в горле, начинаю расстегивать пуговицы на блузке. Пальцы не двигаются, их свело, их трясет.

По щекам снова побежали слезы, пришлось закусить губу, чтобы не зарыдать в голос.

С последней пуговицей вожусь особенно долго, с каждой секундой нервничая все больше. Все тело ходит ходуном, дрожит, и это не имеет никакого отношения к возбуждению.

Мне чертовски страшно и противно оттого, что происходит.

Наконец блузка жалкой цветной кучкой падает к нашим ногам. Под его взглядом тотчас становится холодно, будто я зимой на улице, в лютый мороз. С трудом перебарываю желание обхватить себя руками, чтобы прикрыться, согреться.

Нельзя. Он смотрит. Ждет.

Путаясь, избавляюсь от джинсовых шорт, оставшись перед ним в одном простеньком домашнем белье.

Тяжелый взгляд скользит по моим ногам, поднимается выше, чуть задержавшись на груди и, наконец, достигает моей пылающей от стыда и страха физиономии:

— Снимай остальное.

От этих слов затрясло еще сильнее. Они напомнили мне Вадима, его манеру отдавать повелительные указания, ломая мое сопротивление.

Не могу переступить через себя. Не получается, никак. Снова всхлипнув, отступаю от него на шаг.

Арина что-то бормочет во сне, сворачиваясь в комочек. Маленькая, беззащитная. Ради нее я готова на все. Смотрю на нее, понимая, что пропала, и спасения нет. Он победил, заставил меня смириться со своей участью.

Избавляюсь от белья, оставшись перед ним абсолютно нагой. Пусть делает, что хочет. Это всего лишь тело. И для спасения сестры, я готова самому дьяволу отдаться.

Переступив через одежду, шагаю к нему.

Андрей смотрит в глаза, потом переводит взгляд на губы. Долгий взгляд, тягучий.

Мне кажется, он хочет меня поцеловать. В горле стоит тошнота, но переборов тянусь к нему. Если надо — поцелую, вылижу, что угодно лишь бы Арину не трогал.

Удивительно, но он отстраняется, увернувшись от моих губ. Не целует.

Останавливаюсь, испугавшись, растерявшись. Передумал? Или безвольных подстилок, вынужденных раздвигать ноги, брезгует целовать?

Плевать. В душе облегчение, которое тут же меркнет, стоит только увидеть, как он стягивает через голову футболку, не глядя, откидывает ее в сторону. Она падает прямо на Аринку, и мне нестерпимо хочется подскочить и отшвырнуть эту тряпку от сестры, словно это не кусок ткани, а ядовитая змея.