— Элла!

Я оборачиваюсь и теряю дар речи. В двух шагах от меня стоит Никита.

Мой Никита. Парень, которого я знаю с первого курса. Тот, с кем я провела восемь незабываемых месяцев, пока какие-то подонки не растоптали меня.

У меня щиплет глаза. Мне нет оправдания. Я даже не объяснилась перед ним, просто запустила программу игнора.

Он поправляет лямки рюкзака на своем плече, оглядывая меня с недоверием. Именно то, что я заслужила. Представить боюсь, какие мысли роятся в его голове. Я отворачиваюсь от него после похищения. Полгода молчу, а потом он случайно встречает меня на улице. Мало того, что я выгляжу иначе. Роскошной шубой не украсить мое осунувшееся лицо, потускневшие волосы и маникюр от няни. Так я еще и обжимаюсь с каким-то незнакомцем!

— Привет, Ник, — бормочу сквозь колючесть в пересохшем горле.

Он бегло смотрит по сторонам, прежде чем задержать взгляд на Самире за моим плечом. Я взволнованно оборачиваюсь. Мой телохранитель по-прежнему невозмутим. Его лицо — маска, сканирующая посмевшего обратиться ко мне парня.

— Это Самир… Мой телохранитель… — объясняю, вернув свой взгляд к Никите.

Он тоже изменился. Подкачался. Это заметно даже через куртку. Отрастил волосы. Пшеничного оттенка кудри вьются из-под шапки.

— Могла бы сразу сказать, — отвечает он.

— Ник, не надо, — молю я, шагнув к нему. — Кто угодно, только не ты. Не упрекай меня в том, что сам нафантазировал.

— Ты даже не дала мне шанса помочь тебе, поддержать, — выплевывает он с обидой. — Ты сама говорила, что твой папа не примет меня в лице твоего ухажера. Но в лице парня, который помог бы тебе пережить тот ужас, он разве меня бы не принял?

— Ник, ты не понимаешь! Я не хотела вмешивать тебя во все это…

Он усмехается, помотав головой.

Какой же он красивый. Особенно сейчас, когда злится. Я часто рисовала его карандашом в тетради во время лекций. Любила очерчивать линии его бровей, глаз, носа, губ… Манящих губ, которые дарили мне головокружительные поцелуи. Губ, по которым я скучала, воя в подушку.

Он не поверит. Я всегда была эгоисткой. И сейчас выгляжу ею.

— Ты куда-то торопишься? — спрашиваю, не смея еще приблизиться.

— В универ. Он так-то здесь недалеко, если ты еще помнишь. Некоторым приходится учиться, чтобы в будущем прокормить себя.

Конечно я помню! От хлестких слов Никиты мне больно, но я переступаю через гордость.

— Мы с Самиром собирались выпить кофе. Присоединишься?

Никита сомнительно смотрит на ресторан и удивленно хмыкает:

— Здесь? Ярославцев обанкротился?

— Не язви, Ник. Многое изменилось.

Он вынимает из кармана куртки свой простенький мобильник, смотрит время и кивает:

— Ладушки. Я все равно не завтракал. В тренажерке проторчал.

Мои губы трогает улыбка. Приятно знать, что его страдания по нашим отношениям не отправили его на дно. Спорт — лучшее лекарство от стресса.

— Отлично. Самир тоже не завтракал, — говорю, вновь взглянув на своего телохранителя.

Он щелкает кнопкой на брелоке автосигнализации и, убрав ключи в карман полупальто, выше поднимает подбородок, не пытаясь скрыть свое недовольство компанией Никиты.

Я беру Ника под локоть и веду к дверям ресторана.

— Я рада, что встретила тебя. Правда.

Он лишь окидывает меня ничего не значащим взглядом. Единственный, кому я могу позволить такое пренебрежительное отношение, потому что оно заслуженно. Никита имеет право обижаться, дуться, психовать. Я сама в этом виновата.

Нас резко тормозит Самир, положив свою тяжелую ладонь на плечо Никиты. Срывает с его плеча рюкзак и вытрясает его прямо на ступени.

— Ты что, рехнулся? — воплю я, схватившись за голову.