Я повесил трубку и вышел из-за стола.

— Что случилось?

— Да девчонка эта, Лада, от еды отказывается снова. Как ее лечить, если она не ест? Мы ей антибиотики колем, и других лекарств полно.

— Ну и почему ты с ней нянькаться должен? — спросила Стелла. — Медсёстры не в состоянии уговорить поесть пациентку?

— Не в состоянии, видимо. Ты езжай, а я спущусь к девушке, и потом только поеду.

— Может, дождаться тебя?

— Зачем? Мы всё равно на разных машинах.

— Ну да… Тогда пока.

— Пока, Стелла.

— Старков, — услышал я, когда был уже одной ногой за дверью.

Я развернулся и глянул на неё в ожидании.

— Ты с ней нянькаешься, — сказала она.

— И что? Она — мой пациент.

— Нет, ты не понял — ты с ней нянькаешься.

16. 15.

— Да, нянькаюсь, — ответил я с видимым спокойствием, хотя внутри начинал закипать — она опять ко мне цепляется? Я слишком сильно приблизил её к себе. Стоит это исправить. — И буду нянькаться, пока она своими ногами отсюда не уйдёт с листом выписки. Как и со всеми остальными моими пациентами. До свидания, доктор Стрельцова. Покиньте мой кабинет, мне нужно его закрыть.

Стелла поняла, что перегнула. Она поджала губы и молча вышла, понимая, что любое новое слово сейчас может спровоцировать ещё большую ссору. Впрочем, я с ней ссориться больше и не собирался. Я просто буду ограничивать любой контакт с ней, чтобы она прекратила думать, что я как-то её выделяю. Я ценю её помощь, но это не означает, что теперь стану терпеть необоснованные сцены ревности.

Она вышла, я закрыл дверь и быстрым шагом вошёл вперёд по коридору, не обернувшись ни на секунду. Стелла права — в моей голове сейчас не она, а Лада.

Упрямица… Опять ведь начинает сопротивляться добру и лечению!

Ну и как с ней быть? Даже таблетки Тони неспособны удержать её в узде.

— Добрый вечер, — поздоровался я, когда оказался возле её кровати. Лада глянула на Дженни, видимо, поняла, что та мне, так сказать, на ретивую девушку настучала.

— Здравствуйте, — вяло отозвалась она.

— Как самочувствие?

— Как и днём.

— Хорошо. Но я проверю ещё раз.

Измерил её давление и температуру. Ресницы мокрые, глаза красные. Снова плакала… Конечно, какая тут еда. Странно, что даже таблетки не уберегли девчонку от переживаний.

— Препараты все давали? — спросил я Дженни.

— Да.

— Может, попросить Тони увеличить дозировку?

— Даже не знаю… — покачала головой Дженни. Она поняла меня, конечно.

— Ладно, попрошу заглянуть ещё раз его сюда. Лада, — чуть склонился я над ней и заглянул в огромные голубые глаза совсем ещё девчонки. — Что ж ты губишь себя?

Она почти не дышала, вглядывалась в ответ в моё лицо. Оно оказалось к ней довольно близко, я даже уловил какой-то сладковатый запах то ли мыла, то ли порошка от рубашки… Не ожидала, что я в таком формате захочу пообщаться? Не знаю, как ещё до неё достучаться. Дженни тоже замерла позади нас и не вмешивалась.

— Ты понимаешь, что мы тебя можем поставить на учёт у психиатра?

— З-зачем? — прошептала она сухими губами.

— А потому что ты не слушаешься врачей и не ешь. Значит, за себя отвечать не можешь. Значит, тебя нужно наблюдать. Но ты понимаешь, во что выльется моя заявка на постановку на учёт в психиатрический диспансер?

Она молчала. Нервно закусила нижнюю губу.

Понимает, конечно, не маленькая. Всё понимает. По голубым глазищам вижу.

— Ты не сможешь работать юристом. Ты же юрист, да? В папиной клинике.

— Вы…

— Да, я изучил твое личное дело, — не дал я договорить ей. — Так вот юрист на учёте у психиатра занимать свою должность не сможет. Поэтому поступим так: ты будешь лечиться и слушать врачей, или будем вставать на учёт и выправлять твою волю, которая сейчас работает совершенно не в ту сторону, таблетками и постоянным наблюдением психиатра в течение полугода после выписки?