Крайнов застыл, потому что в этот момент на один короткий миг ему показалось, что она видит… Он был намного выше графини, но она подняла взгляд холодных глаз достаточно высоко, заставляя его внутренне напрячься и насторожиться.

— К чему эти вопросы, графиня? — раздражённо спросил он.

— Она боится вас: в тот день я почувствовала это! Она боялась не только этой процедуры, она боялась вас и того, что вы можете с ней сделать и со мной! Это кое о чем говорит мне, граф. Поверьте, я разбираюсь в этом! — с горечью добавила девушка.

— Что ж, должен признать, что Елена опасается моего гнева вполне оправданно: она знает, что я не переношу непокорности и упрямства! Дети, как, в прочем, и женщины, должны знать свое место!

— Неужели!? — возмущённо воскликнула девушка, высвобождая свою руку и отстраняясь от графа.

— Представьте себе! Отец — глава семьи, остальным следует подчиняться его воле, именно так воспитывали меня, и так я воспитываю свою дочь, Анастасия Сергеевна. Подобным образом поступают во всех уважаемых семьях!

— Ошибаетесь, в этом мире есть ещё люди, которые растят своих детей в любви и ласке, которые не боятся баловать их и не заставляют делать то, чего они не хотят или чего ужасно боятся!

— Полагаю, нет смысла продолжать этот спор! — проговорил граф, теряя контроль над собой.

— Но разве так можно! Вы любите свою дочь? — с дрожью в голосе спросила Настя.

Умом она понимала, что вмешивается не в свое дело, что и граф, и его дочь — это совершенно посторонние ей люди, но она не могла остановиться. С некоторых пор любую несправедливость Настя воспринимала особенно болезненно и остро.

— Она не моя дочь, — с желчью в голосе отозвался граф.

Девушка почувствовала, как кровь отлила от лица, она словно неожиданно поперхнулась ледяным морозным воздухом, испуг отразился на ее лице.

— О чем вы?

— Я почти два года был парализован и полностью недееспособен в определенном смысле, графиня, и уж точно был не в состоянии стать отцом этой девочки, однако я воспитываю её, как дочь, и не нуждаюсь в ваших советах! Вы сами понятия не имеет о том, что значит растить своих детей, но смеете делать мне замечания и обвинять в том, что я плохой отец! — голос графа казался ей полным злости, даже пугающим.

Настя не знала, как реагировать на его признание и грубость, она обхватила плечи руками и застыла, опуская взгляд и крепко закрывая глаза, пытаясь вернуть утерянное самообладание.

— Что же вы молчите? Наконец присмирели? — язвительно переспросил Крайнов.

Девушка неопределённо покачала головой, всё ещё не размыкая век.

— То, что я сказал вам — наша семейная тайна, надеюсь, вам хватит ума молчать об этом, если вы, конечно, не желаете Елене зла!

Настя вздрогнула и наконец смогла поднять голову и расправить плечи.

— Можете не беспокоиться об этом, граф, — с горечью и обидой произнесла Настя.

— Анастасия Сергеевна, какая встреча!

Голос, раздавшийся совсем близко, заставил девушку вздрогнуть и на несколько болезненных мгновений задержать дыхание. Она внутренне сжалась, побледнела и едва не потеряла равновесие, если бы не рука графа, который тут же сжал локоть девушки и слегка придвинул её к себе.

— Здравствуйте, Олег Константинович, — не своим, хриплым и слабым, голосом проговорила Настя.

Тьма окутала её плотным удушающим кольцом. При свете дня она видела серые тени, а иногда даже размытые, лишенные четких контуров цветные пятна, сейчас же девушка погружалась в густую, вязкую темноту, непроглядную, полную ужасов и боли из прошлого. Знакомый шепот глухим эхом звучал в её голове снова и снова: «молчи, не смей кричать, я всё равно тебя не отпущу!»