Еще зимой почувствовал, что я могу на нее влететь. Но она же моя подруга!

Откуда у нее эта грудь? Эта талия? Эти ресницы?

Когда, блядь, я это проморгал? Последние месяцы это было вопросом каждого дня. Какого хера она больше не милая Соня, к которой я привык?

Нет, она всегда была красивая. Я знаю.

Но раньше так не вышибало!

Это моя Сонька, которую отпускали на дискотеку или на вечеринку только со мной! А теперь она таскается по барушникам с каким-то недоделком и от нее пахнет пивом! Слабо, но пахнет! Она его терпеть не может, за каким хреном она его пила?

У нее и помада как будто не вся.

Губы припухшие, краска на них почти смазана. Блядь, она с этим ебанатом сосалась, что ли?

И меня так подрывает, что я рычу:

– «Спокойно ночи» уже кончились, какого хрена ты забыла тут ночью? – двигаю на нее, но Сонька просто показывает мне оттопыренный средний палец:

– Тебя не спросила, – усмехается она, заправляя за ухо короткую светлую прядь, которая тут же выскакивает обратно. – Я совершеннолетняя.

– Зря не спросила, – как меня бесит эта ее ухмылочка.

Снова хочу зацепить занозу за плечо, но недоумок позади нее наконец очухивается и заступает мне дорогу.

– Ты охамел? – неуверенно наезжает он. Сто пудов, это тот самый хороший парень Дениска. Гора мускулов, накаченных в тренажерке, но драться не умеет. Он же хороший…

Мамин пирожочек.

Сладкая бабулина булочка.

– А ты очнулся, да? – толкаю его. – Защитничек, да? С тебя штаны снимут, а ты, блядь, моргать будешь? Я ее с тобой не оставлю.

– Ты кто такой? – натурально начинает наглеть сопляк.

Небось Сонькин ровесник. Над верхней губой жалкие усишки девственника.

– Я тебе популярно объясню, кто я такой! – зверею уже я, видя, что Сонька виснет у него на руке.

Нашла кого жалеть!

Уже разминаю плечи, готовясь кое из кого сделать отбивную. Никогда не понимал Демона, который снимал стресс ломая челюсти, а вот теперь, кажется, вкуриваю.

– Рэм, какого хрена? – встает между мной и будущим куском мяса Соня. – Тебе джорданы жмут? В пиво официантка плюнула?

К нам подлетает какая-то смутно знакомая девица, но в склоку не лезет. Не то что Дениска. Умная. Стоит в стороне, хлопает глазами. Молча. Прям нобелевку дал бы.

– Где твои вещи? – спрашиваю Соню, потому что нехрен ей здесь делать.

– Тебя не касается! – складывает руки на груди. – Ты чего пристал?

Что ж, так даже удобнее. Я хватаю Соньку в охапку и забрасываю на плечо. Блин, а так и не скажешь, что костлявая. Кругом коленки и локти, которыми она старается меня достать, дрыгаясь изо всех сил. Но Сонька и раньше не могла со мной сладить, а уж теперь, когда моему терпению пришел конец, вырваться у нее точно не получится.

К нам двигает какой-то амбал, походу охрана, но его тормозит Горелов, что-то ему втюхивая. Спасибо, брат.

– Ну? Где ее вещи? – обращаюсь я к девчонке, которая походу была с Соней и ее собачонкой, по ошибке называемой мужиком.

Девица нервно сглатывает, но глазами стреляет на ближний столик.

В два шага оказываюсь рядом, сгребаю барахло.

Сонька не иначе контуженная. Со злости она кусает меня за шею, да только эффект это вызывает совсем не тот, на который она рассчитывает. Пах будто лавой заливает. Кровь шумит в ушах. Хочется стиснуть, придавить, впечатать в себя.

Отвешиваю Соне смачный шлепок по заднице. Всю душу вкладываю.

Шокированная подруженька замирает.

Да, порка хорошая вещь. Давно ей не помешала бы.

– Ты… ты… – заклинивает Софию Ильиничну.

– Я покажу тебе, к чему приводят такие укусы, Сонь, – ласково обещаю я. – С большим удовольствием покажу.