Сонька не сразу находится с ответом. Я чувствую, как ее сердечко колотится.

Довыпендривалась, зараза. И чует это.

Пока Соня охреневает, я выношу я наружу.

Главное, не останавливаться.

Потому что если я остановлюсь, то натворю лишнего.

Пиздец. Тачка осталась у Горелова во дворе.

Придется мне посмотреть в глаза своей проблеме раньше, чем она окажется в безопасности от меня.

6. Глава 6. Соня

Сволочь.

Наглая желтоглазая сволочь.

Раньше я этого не замечала, потому что никогда не была от него по другую сторону черты, зато теперь вижу, какой Рэм на самом деле.

Он всегда все портит. И сейчас опять.

Откуда этот придурок взялся? Его прям распирает от собственной крутости… Бицухой играет, черная кожа натягивается на мощных плечах. Некоторым «Растишку» больше не давать.

На мозги плохо влияет.

С какого перепугу Рэм решил, что может мной командовать?

Русских слов он не понимает, и я все показываю ему жестом.

Но мы же царь!

О…. Кажется, кто-то решает поиграть в старшего брата? Или даже друга?

Три ха-ха.

Складываю руки на груди, демонстрируя, что никуда я не пойду.

Но мне резко становится не до смеха, когда в живот больно впиваются заклепки на плече его косухи.

Какой позор! Вниз головой, через плечо, как пещерную женщину… Урод.

Я извиваюсь, но эта скотина сильнее меня. Рэм неумолимо тащит меня куда-то, как мешок с картошкой, несмотря на все мое сопротивление. Когда я втыкаю ему локоть в спину, он лишь нагло по-хозяйски придерживает меня за задницу!

По которой он меня отшлепал!

Как только до меня доходит, что это не глюк, и Рэм позволил себе такое, секундная слабость, вызванная его близостью, его запахом, улетучивается, и я перехожу в режим берсерка.

– Отпусти меня! – отмираю, когда под задравшийся топ проникает холодный уличный воздух. – Никогда не прощу! Ты что творишь?

Терминатором себя возомнил? Молча прет как танк.

Внезапно Рэм останавливается и оглядывается.

Порыв ветра набрасывает на меня удавку из его парфюма и запаха сигарет с вишневой ноткой, которая въелась в куртку Рэма. Пижон.

– Что? Список доступных действий закончился? А ну поставь меня! – требую я, бесясь, что вынуждена нарушить бойкот и разговаривать с этим умом скорбным. Я несколько месяцев успешно его игнорила, ждала пока ему надоест надо мной измываться и мозолить мне глаза. Сколько я из-за него рыдала, всю подушку насквозь проревела. Особенно погано было на Восьмое марта, когда мне прислали от него цветы.

Гад. Какой же он гад.

– Пусти, сволочь!

Неожиданно Рэм слушается и ставит меня на ноги. Неужели проняло?

Черта-с два. Его ничто не пробивает.

Вместо того, чтобы отпустить, он кладет обжигающе горячую руку мне шею и опять на мгновение отбирает мой пульс. Черт-черт-черт. Держать лицо! Не таять, не растекаться! Нечего тешить самолюбие подлеца.

За минуту, которую я трачу на то, чтобы взять себя в руки, Рэм накидывает на меня мой тренч и притягивает к себе.

– Соня, хорош! – рявкает он, и я вижу, как играют желваки на скулах.

Чего он бесится? Это я жертва бесправия и грубой силы. Что ему не так? Не нравится, что я больше не заглядываю преданно в глаза?

Почти скрипит зубами. Брови чуть ли не сходятся над свирепым взглядом.

Желание разгладить напряженную складку у рта такое острое, болезненное, что почти невозможно терпеть.

Больше всего меня сейчас ранит, что глубоко внутри я упиваюсь этим проявлением внимания. Все отравляет только понимание, что причина не в чувствах, а в его задетой самцовости, желании самоутвердиться.

Невыносимо вот так стоять под светом фонаря у пустой проезжей части, когда он почти обнимает меня. Держит крепко, почти как когда-то.