Перцов убежал, а я перекусил в трактире и поехал… в Зимний. Взошло яркое солнце, день обещал быть ясным. Опять начала стучать капель – декабрь выдался непривычно теплым, не питерским. На улицы, со вчерашними газетами в руках, высыпали толпы людей. Они яростно о чем-то спорили, кто-то уже шел быстрым шагом в центр. Ничего… Сейчас мы по вам вдарим экстренным выпуском «Слова» – Перцов велел нанять максимальное количество уличных мальчишек-газетчиков – и вот тут посмотрим, чья возьмет. Ни секунды не сомневался, что Николай попробует все откатить обратно.

В Зимнем я скинул шубу служителю, быстрым шагом пошел в рабочее крыло. Дворец напоминал растревоженный улей, чиновники бегали по этажам с бумагами, лица у них были ошалевшие. Кое-кто из знакомых лиц пристроился мне в фарватер, усилились перешептывания за спиной.

– Где кабинет главного цензора, Блюма? – я схватил первого попавшегося чинушу, рявкнул прямо в лицо. Пора показать этой братии, кто в доме хозяин. Столыпин запросто пришел на заседание Сеньор-Конвента Думы, ну и я тоже стесняться не буду. Меня провели к Блюму – круглому одышливому толстячку в пенсне.

– Указ о «Дополнении временных правил о повременных изданиях» вам уже не указ?! – грозно начал я, даже не закрывая дверь кабинета. Сзади прибавилось чиновников, народ вытягивая шеи, внимательно слушал.

– А что, собственно, происходит?! – толстяк нервно подскочил из-за стола.

– А вот что происходит… – я сунул ему в руки номер «Кабацкого листка». – Поносят сволочи, порочат светлое имя госпожи Т.

– Хотите знать, кто это? – я повернулся к чиновникам.

Судя по их глазам, они хотели знать. Кое-кто даже очень-очень.

– Это Анна Танеева. Фрейлина государыни. Светлая, благочестивая девушка! Меня оклеветали, ладно, привык. Но ее!

Блюм прилично так взбледнул, засуетился:

– Собственно, мы в главном управлении по делам печати нынче такими вопросами не ведаем. Вам надо в Осведомительное бюро.

– Умолкни! – опять рявкнул я. – Развели тут бюрократию. Ну ничего… Мы с Петром Аркадьевичем вычистим ваши авгиевы конюшни!

С цензурой в стране и правда надо было что-то делать. МВД насоздавало дублирующих структур: Главное управление печати в теории контролировало всю прессу, могло закрывать газеты, но вот за достоверностью сведений, поступающих в газету, следило другое ведомство – Осведомительное бюро Главного управления цензуры. Лебедь, рак и щука.

– Сей же час все решим!

Упоминание Столыпина подействовало, Блюм засуетился, стал вынимать какие-то папки из стеллажа.

– Нужно заявленьице подписать, сразу дам делу ход…

– Принесешь в кабинет Петра Аркадьевича… – я уже выходил в коридор, расталкивая чиновников. – Чего столпились? Работы нет? Зажрались вы тут, братцы. Ну ничего, нынче новые времена наступили. Теперь придется вам поработать как след.

Нагнав страху на бюрократов, я пошел в кабинет Столыпина. И сразу попал с корабля на бал – премьер проводил заседание кабинета министров. В усеченном составе.

Секретарь попытался встать горой на моем пути, но я его взял под мышки, переставил прочь. Сзади опять раздался дружный «ох».

– Не помешаю, Петр Аркадьевич? – я снял черные очки, посмотрел на Столыпина. Тот тяжело вздохнул, кивнул в сторону свободного стула.

Присутствовали основные «игроки»: военный министр Редигер, мой протеже Янжул, черная лошадка, малознакомый мне министр иностранных дел Александр Извольский, грустный, с заплаканными глазами, граф Фредерикс. Этот мне вяло кивнул, отвернулся. Янжул, рядом с которым я сел, пожал руку. Приветственно улыбнулся Редигер.