– Ну.

– И там лежит до утра.

– Ну.

– Что ты всё заладил: ну да ну? – злится Котька. Он человек темпераментный, в отца. – Баранки гну!

– Котька, ты не злись, лучше дело говори. Я ничего не понимаю.

– Ладно, уже пришли, – отвечает Котька. – Потом доскажу.

Дядя Толик встречает нас с улыбкой:

– Ну что, сорванцы, явились не запылились?

– Запылились, дядь Толь! – орём мы. – Ещё как!

Дядя Толик сидит на лавке за покрытым клеёнкой столом, пьёт кипяток. Предлагает нам по кружке.

Опрокидываем в себя горячую воду. Дядя Толик достаёт из шкафчика каустик[6] и ветошь[7] – свою заначку, даёт нам.

– Бегите, пацаны! А то бригада скоро прибудет.

Мы раздеваемся догола и несёмся по щербатым доскам в купалку.

В купалке – как в Африке. В Африке я, понятно, ни разу не был, но в атласе про неё читал многое. Там всегда жарко и повышенная влажность воздуха.

Хорошо в купалке!

Откручиваю кран, и на меня обрушивается ледяной ливень. Окатывает меня с головы до ног.

– Ай-яй-яй!

– Левый открой, дурень, – смеется Котька.

Он устроился в соседней душевой.

– Гигиенические процедуры, чтоб ты знал, крайне необходимы для молодого организма.

Котька любит непонятно выражаться. Он третьеклассник и жутко умный, хотя всегда сидит на «Камчатке»[8].

Вода становится теплей, выжимаю кран до упора. Закрываю глаза и просто стою. Стою – не могу пошевелиться. Нет, ребята, душ – это всё-таки вещь! Разве в тазу нормально искупаешься? Только летом в речке, в лесу.

– Олежек, уснул? Мойся живей, – слышу Котьку.

Беру каустик и хорошенько натираю им ветошь.

– Давай, давай! Снимай с себя три шкуры! – советует Котька.

Вдруг душевые наполняются голосами. Была тишина – и нет. Смех, ругань, брань с эхом носятся по купалке, из пара выныривают люди.

Чёрные с головы до пят. Только глаза у них блестят и зубы. Кончила смену паровозная бригада! Брызжут краны, души плюются кипятком, клубы пара носятся из угла в угол.

– Эй, малой, потри-ка мне спину!

Я кручу головой – не пойму, ко мне это или к кому обращаются?

– Да, ты, малой! Иди сюда.

Робея, подхожу к улыбчивому паровознику. Он огромного роста – настоящий великан.

– Не дрейфь, малой! Держи.

Он протягивает мне тряпицу и поворачивается спиной. Командует:

– Три как в последний раз!

– Ему не достать. Давайте лучше я, дядь! – приходит на выручку Котька.

Он с остервенением принимается за чужую спину, а я возвращаюсь под душ.

Когда я вырасту, я может, тоже пойду работать на железную дорогу. Только не кочегаром, а лучше машинистом. Буду паровозом управлять – это почти, как кораблём. Всю землю сейчас можно объехать на паровозе. Железных дорог, говорят, столько настроили! Я стану весёлым человеком, и голос у меня будет громкий, и рост большой. Вот только война кончится.

– Олежек, гляди, Колбасник!

Смотрю: точно. Ничего себе. Его как сюда занесло?

Колбасник – Котькин учитель, Александр Михайлович Фур. Он ведёт математику. Вообще-то, Колбасник – зверь, вся школа его боится, даже директор. Александр Михайлович – бывший пулемётчик, контуженый. У него осколок снаряда в груди, он сам про это всё время рассказывает.

Котька Колбасника ненавидит. Все думают, что математик – герой, поэтому ему надо прощать некоторые вещи, которые другим людям, не героям, прощать нельзя. А Котька так не думает, он считает по-своему.

– Если человек – сволочь, то он и есть сволочь. Даже если он трижды герой.

Однажды Котька чуть не схватился с математиком. Прямо на уроке. Как говорится, нашла коса на камень. Уж не знаю, что они там не поделили – Котька молчит. Это при том, что Котьке девять, а Колбаснику – не знаю, сколько.