- Хорошо, Никусь. Не здесь и не сейчас. Просто помоги мне.

Паша расстёгивает ширинку, освобождает налившийся кровью член и кладёт мою руку на него. Он немного меньше, тоньше, светлее, чем тот, который был у меня в руке в то утро. Тактильное ощущение вырывает из «сейчас» и выбрасывает в «тогда», где Дамир оттягивает грудь, прокатывая соски между пальцами, а я поглаживаю его ствол, поражённая контрастом.

- Да, Никусь, хорошо… Сожми сильнее… Да… Возьми его в ротик…

Давление на затылке, пригибающее вниз, горячая головка, упирающаяся в губы, толчок, и я в своём сне, стою на коленях, Дамир лупит по щекам и жёстко трахает в рот. И это уже охрененный перебор. Тошнота подкатывает к горлу, и я не успеваю отстраниться, как меня начинает выворачивать, заливая член и Пашины штаны выпитым спиртным.

- Блядь! Вероник! Нахера так напиваться?!

Выражение Пашиного лица я не вижу, но оно в красках рисуется в голове. Мне настолько плохо, что выразить состояние можно только словом «пиздец», умноженным в десять раз. Парень суетится, обтирает себя салфетками, а мне на всё пофиг. Единственное желание - оказаться в кровати, завернуться в одеяло и никуда не выходить.

- Отвези меня домой, - хриплю, сглатывая горечь по саднящему горлу. – Мне очень плохо. Прости, Паш. Со спиртным был перебор.

Паша отвозит меня домой, провожает до квартиры, обнимает и нежно целует в висок.

- Отдохни, Никусь. В следующий раз всё получится.

Закрываю дверь, прохожу в спальню и падаю на кровать. Не будет следующего раза. Не готова я к таким шагам.

6. Глава 6

Два года спустя

Вероника

Почерневшие деревья тянутся к тяжёлому серому небу искривлёнными голыми ветками. Крупные хлопья снега закручиваются на ветру, опускаясь ниже и покрывая собой лакированную поверхность гробов. Их два, по одному на каждого родителя.

В это время, год назад мы готовились с ними к Новому году, наряжая пушистую ель и развешивая гирлянды по дому. Теперь они готовятся к погребению после зверского убийства в собственной спальне. В версию полиции об ограблении верится с трудом. Не тот посёлок, не тот масштаб. Макс не говорит, но я сама догадываюсь, что смерть родителей связана с бизнесом. Показательная казнь, с пытками и насилием. Я не видела, как выглядят мама и папа, брат запретил идти на опознание. Только закрытые крышки не оставляют сомнений, что умирали они долго и тяжело.

Много желающих пришло проститься или убедиться, что Дмитрия Неверова, одного из хозяев города, больше нет. Территория кладбища кишит от соболезнующих, охраны, репортёров, толпящихся за оцеплением, ограждающим три одинокие фигуры. Несмотря на большое количество родственников и друзей, окружающих чету Неверовых при жизни, здесь я вижу только посторонние лица. Приближённые притихли, залегли на дно, побоявшись привлечь к себе внимание, не решившись проводить в последний путь.

Я совсем не помню, как мы летели домой, как проходила подготовка к похоронам. Как только я услышала, что родителей больше нет, земля ушла из-под ног. На себя всё взяли Макс и Полина, стараясь не трогать меня, давая полностью погрузиться в горе.

Каждый ребёнок подсознательно готовится к тому, что родители когда-нибудь уйдут, но не так рано. Пятьдесят два. Замечательный возраст жить для себя. Дети выросли, упорхнули из дома, строят свои семьи, готовятся нарожать внуков. Пользуйся моментом, посвящай всё внимание себе, реализовывай неисполненные желания и мечты. И всё хорошо до тех пор, пока какая-то тварь не решает, что пятьдесят два – это уже слишком много.