- Вот так. Уезжай. А то… - задохнулась Санька словами, - надоело!
- Саня, что у тебя случилось? Что конкретно случилось со вчерашнего дня, объясни мне, пожалуйста? - спросила я тоже незнакомым - низким голосом. Наверное, самым низким, которым когда-нибудь говорила - сдавило горло.
- Ничего, – выдохнула она, - просто услышала - еще раньше… Сысоева рассказывала, как охотится на Виктора. Я не сказала тебе. Может там пустой треп, а ты бы накручивала... И Пашке тоже не сказала, а потом он как-то узнал! « Зоя пострадала»… Я виновата, что Витька повелся?! Я его заставляла?! Пашка не верит, орет - я специально завела тебя туда, таких совпадений не бывает. Мировой заговор против Зои!
- Не истери, - глухо огрызнулась я, - я тебе верю, я все помню. Все это выеденного яйца…
- Да! Витя вообще ничего не стоит – ты просто плюнула на него и забыла! Сдохни, Витя! Моя семья не стоит! Потому что из-за моей «подлости» он… в общагу собрался, - всхлипнула Санька, - да что такого я сделала? И ты бы на моем месте...
- А почему все-таки? – отстраненно спросила я.
- Не знаю! Довольна? - крутнулась она и быстро пошла от меня, бесшумно ступая мягкими подошвами туфель, которые мы недавно выбирали вместе.
Я еще постояла, вяло раздумывая - позвонить Пашке и спросить под какую раздачу я сейчас попала? Санька... ничего мне не сказала, молчала и ждала что будет. Наблюдала… Что бы сделала я? Я бы тоже ей не сказала, но дряни все патлы выдрала. И обязательно поговорила с Пашкой, вправила ему мозги.
В уши настырно лезли, отвлекая, посторонние звуки – плеск воды, резкие крики бакланов и чаек, голоса людей, тихий шум мотора, работающего пока еще вхолостую… и все это будто откуда-то издалека. Такой звуковой эффект иногда получается летом возле большой воды, на пляже. Мужской голос прозвучал совсем рядом, возвращая меня в реальность:
- Держите билет, Зоя. Вещи уже на борту, вам пора.
Непонятно, что он там увидел - на моем лице… или в глазах? Потому что я даже не говорила ничего – молчала. Значит – выражение лица. Он уже начал отворачиваться, собираясь уйти, но задержался на нем взглядом и замер. Вгляделся внимательнее и шагнул ближе, став вплотную ко мне. Обнял теплыми ладонями за щеки, наклонился и прижался к моим губам.
Просто коснулся своими губами, а я не оттолкнула. И поцелуй превратился в настоящий, но очень легкий и бережный, такой теплый и нежный... Так прикасаются к самому дорогому, опасаясь навредить по неосторожности. Вот с таким почти невыносимым трепетом я целовала только своих новорожденных мальчишек. Тогда мои губы являлись средоточием всей той немыслимой нежности, сумасшедшего восторга и робкого благоговения, что буквально переполняли меня.
А потом стало холодно – он отстранился и отошел. А я пошла к сходням. Как во сне, который все не прекращался после слов Саньки.
И стало мне, наконец, совершенно все равно - кто и что обо мне подумает. У меня жизнь рухнула! Почему обязательно нужно бояться, что поцелуй этот однозначно видели многие? И что сплетни, и что обязательно дойдет потом до Усольцева. Что теперь будут трепать мое имя дольше, чем предполагалось раньше, гораздо дольше – в костер щедро подброшено щепок, и он получил новую, еще более яркую жизнь.
И ладно! Я не жалела. Потому что этот поцелуй был одним из лучших в моей жизни. Таким и останется, потому что никто и никогда не испортит впечатления о нем, даже сам Зацепин - я не дам возможности. По той простой причине, что продолжения не будет – ни хорошего, ни плохого.