– Так и есть. И Ресовский не тот человек, который легко отказывается от своих желаний. Тем более что он уже договорился с родителями Ники и собирается жениться на ней.

Ладонь Вадима на моей талии сжимается сильнее: моё! не дам! ррр!

– И что ты предлагаешь мне, Глеб? Отступиться?

– Ни в коем случае, – серьёзно отвечает тот, – иначе перестану считать тебя своим братом. Мы своих женщин не отдаём, а сражаемся за них до последней капли крови.

И я с ужасом вижу, как в любимых голубых глазах загорается холодная решимость. Он готов – именно так, до последней капли…

Нет! Не надо, любимый, прошу!

Накрываю своей ладонью его ладонь, прижимаюсь к плечу.

Мне страшно, за него страшно.

Он у меня слишком хороший, слишком порядочный, чтобы ввязываться в грязные игры Ресовского.

– Прости, Вадька, – неожиданно тихо и грустно произносит Глеб, – когда Ресовский дал задание найти рыжую девчонку, я не знал, что речь идёт о твоей девушке.

– А если бы знал? – в лоб спрашивает Вадим.

– Если бы знал – придумал бы что-нибудь.

– А теперь, когда знаешь?

– Теперь всё намного сложнее, мелкий. Я предателем никогда не был и начинать не собирался. Более того, крыс всяких и сам не жаловал, ты же знаешь. А тут какой шаг не сделай – всё предательство: либо босса, либо брата. Могу одно сказать – пока стоит играть по правилам Ресовского. Чтобы он ничего не заподозрил. Готовиться к свадьбе. Мне же надо всё взвесить. У меня Алёнка беременна. И любой мой неверный поступок срикошетит по ней.

Вадим понимающе кивает.

И пока что мы решаем придерживаться такой линии…

***

Алёна Темникова оказывается очень пунктуальной и подъезжает к нашему дому, едва успеваем закончить завтрак.

В Академию сегодня идти не надо – там какая-то проверка (не иначе, Машкин отец постарался), поэтому я могу спокойно пообщаться с Алёной. Она сразу же располагает меня к себе тем, что, только появившись в гостиной, вежливо, но очень строго просит Элину Сергеевну оставить нас наедине.

Мать фыркает, но перечить не смеет: Алёна – личный референт Ресовского, и ссориться с ней было бы глупо.

Когда она уходит, я приглашаю Темникову усесться на диван. И сама во все глаза смотрю на неё, поражённая тем, как эта женщина может быть рядом с таким мужчиной, как Глеб. Он же изо льда и стали. А она – нежная, мягкая, предельно женственная. Ей очень идёт небольшой округлый животик. Он довольно хрупкая и миниатюрная. А ещё – сказочно красивая. Толстая пшеничная косища до пояса, огромные серо-голубые глаза, фарфорово-белая кожа, алые губки, тронутые лишь лёгким блеском. Похоже, она, как и я, не пользуется косметикой. Впрочем, при такой красоте это и не нужно.

Для меня странен её вид. Потому что мне кажется, что такие мужчины, как Глеб, подавляют и подчиняют своих женщин. Что в быту они сущие тираны. Но Алёна вовсе не выглядит затерроризированной, угнетённой и запуганной, наоборот – она излучает счастье, уверенность, спокойствие. Залюбленная, сияющая, довольная.

Алёна ласково улыбается мне:

– Ты смотришь на меня, как на диковинку.

И я не могу не расплыться в ответ, потому что она берёт меня за руки, как старинная подруга.

– Это потому, что я не могу представить вас рядом с Глебом Николаевичем, – признаюсь честно.

– Вас? – она вскидывает тёмно-золотые дуги идеальных бровей. – Я всего на пять лет тебя старше. Не записывай меня в пенсионерки. И.. что касается Глеба, – её голос теплеет, а в глазах появляется мудрый свет, – то я не представляю себя без него. Он у меня действительно опора и каменная стена – надёжный, преданный, любящий. Мне страшно представить, что было со мной, если бы я не встретила его…