– Да, – признаюсь честно и рассказываю, что именно – и про отморозков в квартире, и про пост в Фейсбуке.

В процессе моего рассказа Максим сжимает-разжимает кулаки. Он здоровенный, регбист, кулаки – пудовые.

– Вот же коза! – резюмирует он. – Приду домой – взгрею её, как следует.

Пугаюсь.

– Ты что побьёшь её? – как бы Машка мне не подгадила, но навлекать на неё гнев Макса мне не хочется.

– Нет, – заверяет он, – я девчонок не бью. – И чуть мнётся. – Не так, как ты решила. Просто высеку её. Чтобы ум прорезался.

Вот тут уже не жалею: хорошая порка – меньшее, что она заслужила.

… напрягает, что мы почти не видимся с Вадимом. Даже общаемся редко и то, по закрытой сетке. Иногда устраиваем конференции, в которых к нам присоединяется Глеб. Он заверяет нас, что всё под контролем и что он нашёл способ, как сделать, чтобы обе стороны были довольны.

Нам ничего не говорит. Но Вадим ему безоговорочно верит. И я заражаюсь его верой.

В остальное время мне приходится отыгрывать счастливую невесту Ресовского.

Мы с Алёной носимся по салонам, по флористам, поварам. Тратим действительно просто неприличные суммы. Но мне совсем не стыдно. Ресовский сам сказал: должно быть всё самое лучше! Это же его свадьба. Очередная его игрулька!

Я ненавижу его. Презираю. Но пока – пляшу под его дудку по его правилам.

Однажды, заметив, с какой миной я заканчиваю очередной телефонный разговор с Ресовским, Алёна берёт меня за руку и говорит:

– Зря ты злишься на него. Он не такой уж плохой. И искренне увлечён тобой.

– И я должна быть за это благодарна? – вскидываю брови.

Алёна поджимает губы и качает головой:

– Разумеется, нет. Но ты пойми, такой человек, как он, мог просто поразвлечься с тобой. А он женится.

Иногда мне кажется, что лучше бы просто поразвлёкся и бросил. И я бы была с Вадимом. Пусть искорёженная, но свободная. А там – мы бы с любимым вместе выкарабкались. Я знаю – Вадька бы меня не бросил, вытащил бы, зацелил бы раны.

Замужество в моём случае – это плен. Рабство. Полная потеря свободы.

К концу первой недели, когда у меня уже рябит в глазах от вариантов свадебного дизайна, платьев, тортов, причёсок, приходит сообщение от Ресовского: «Будь готова к восьми. Форма одежды – нарядная. Заеду за пиджаком и за тобой».

Вот так – в одну строчку – пиджак и я.

И даже не знаю, что ценнее.

АРИСТАРХ

– Арис! Скажи, что это неправда! – маман почти визжит в трубку. – Очередная глупая утка жёлтой прессы! Если так – эти писаки пожалеют!

Хмыкаю, представив, как моя разъярённая родительница громит редакции. А с неё станется. Она может.

Но врать ей и что-то скрывать я не намерен. Поэтому отвечаю, пожалуй, излишне резко:

– Это правда, – повисает пауза, мать, должно быть, обдумывает мои слова, а я продолжаю: – Моё осознанное решение. Ты ведь сама хотела, что бы я женился. Вот, женюсь.

Мама тяжело вздыхает, и во мне шевелится запоздалое чувство вины – непутёвый я сын, слишком часто расстраиваю её, не соответствую ожиданиям. Ведь после смерти отца она одна тащила «РесФарм». Я мажорил, мне было не до того – клубы, курорты, девицы. Беззаботная жизнь богатенького маменькиного сынка – позднего, единственного, залюбленного. Мать поднимала и волокла империю, а я – бездарно сливал заработанные ею бабки. Отец и при жизни-то ей помощником не был. И мать привыкла, что с яйцами у нас – она.

Я лишь три года назад сел в кресло гендира «РесФарм». Мама чуть попустила бразды правления, передав мне вожжи. Но осталась у руля – хозяйка, императрица, основательница. Непререкаемый авторитет для старой гвардии сотрудников. Я не стал никого менять, потому что знал, с каким трудом мать отбирала их, оставляя только самых преданных, верных, настоящих фанатов.