Люба осталась в живых, а спасти остальных Догве не удалось. Бунтовщики ограбили и окружили подожженную усадьбу, убивая всех, кто пытался выбраться, без разбору, и господ, и слуг. Много позже Догва призналась, что использовала степную магию, которой обучалась у шамана как избранная богами ветра. Ее не заметили, не увидели, хотя она прошла ограждение под самым носом у убийц с ребенком на руках.
— Они только говорили, что освобождают угнетенный народ, — со зловещей холодностью во взгляде, заметил Игнат. — На самом деле, им нужны были деньги… и земли… они уводили лошадей с завода деда, рушили храмы, утверждая, что они прокляты кровью Нешилиных. Они попытались усесться в уцелевшем флигеле в Устинках, создав «штаб освобождения», — губы Игната скривились, — посчитав, что все у них в руках. Ошиблись. Объединенная царская армия снесла их лежку через две недели. А князь Иван уже десять лет ведет расследование. Хочет покарать убийц, особенно главаря.
— И он узнал, кто был зачинщиком? — у Маши от сдерживаемых слез покраснели глаза.
Ужасная история. Сколько таких она уже слышала. Семья маминого мужа чудом спаслась от погромщиков. И в Приречье много семей пострадало. Особо бесчинствовали вылезшие из подполья родовейские банды, подначивая бурлаков и прочий лихой люд убивать барскую кровь.
— Узнал, — помедлив, тихо проговорил Игнат.
10. Глава 10
Глава 10
При взгляде на узкую звериную тропу, вьющуюся между зарослями кустарника, Маша поняла, почему Игнат оставил лошадей наверху, у кряжистого дуба. Верхом тут было не пройти.
Правда, рядом с дубом внук ведуньи написал на земле слово «сколь», которое оказалось местной заменой для привычного Марии «скеал», означавшего неприкосновенность. Маша оценила хитрость: руна отпугнет недоброе внимание, а дуб подпитает слово силой.
… Дом ведуньи вырос как из-под земли. Маша готова была поклясться, что пару секунд назад видела перед собой непролазную чащу, а тут нате вам – старая изба, будто из сказки про Бабу-Ягу.
— Как в сказке, — прошептала Маша вслух.
Дерево потемнело от старости, колья забора «украшали» черепа животных и… нечисти. И как знать, находила ли Любава останки поперечных уже такими или все же царствовала в лесу, наравне с вдольскими князьями, как ее предки в старые времена – защищая и карая нарушителей Равновесия.
Игнат одернул рубаху (забежав в «Удолье» за Кудрей, он переоделся в простые порты и косоворотку из небеленого полотна) и решительно шагнул к воротам. Сигналом, что гости у порога, тут служил гремучий хвост костяного змеевика-трупоеда, твари довольно мерзкой, но для леса с точки зрения санитарии полезной.
Игнат тряхнул выбеленный временем хвост нечисти, и костяшки на нем загремели. Тут же распахнулись и ворота, и дверь. Ворота сами собой, и Маша этому весьма подивилась.
Любава вышла на крыльцо, вытирая руки расшитым обрядовыми цаплями полотенцем.
Бабушкой назвать ее не получалось при всем желании. На виде ей было лет сорок. Но это по человеческим меркам. Ведуны жили дольше и старели медленно, пользуясь поперечной магией.
— Неужто пожаловал? — иронично спросила Любава у Игната, на Машу даже не взглянув. — Что, совет понадобился? А мне говорили, горд ты, не придешь.
Игнат широко раскинул руки и со сконфуженным видом пошел к крыльцу:
— Бабуль, роднулечка, я не виноват! — громко сообщил он. Заключил женщину в объятья и трижды облобызал. — Прости внучка своего бестолкового Игнатку! Больно занят был! Князь, ирод, с поручениями ни свет ни заря гонямши.
— Да хватит тебе, блаженный! — замахала руками Любава. — Какой же ты мне внучок? Ты… медведь криволапый. Чуть бабушку не помял. В дом ступайте, чаю отпейте, потом поговорим… Игнатушка.