… Сергей поднялся к себе, запер дверь на ключ. Забыть про политику? Как бы ни так. Как можно забыть про то, что миром движет? Только на политические изменения и уповает скованный самодержавием, стремящейся к свободе угнетенный народ.

Вся жизнь – политика, куда ни посмотри. Фома Лучинский вот… мессия от нового мира, пророк. И это ему понадобилась помощь Сержа. Таким людям не отказывают, их внимание благословением считается.

Терехов, с которым прошлым вечером ужинал Серж, прибыл с поручением как раз от Лучинского. Всего-то требовалось Абрамцеву втереться в доверие к княжичу Левецкому, узнать привычки Ивана Леонидовича, слабости его. И передать информацию в помежскую ячейку.

Сергей достал из портмоне пачку ассигнаций, пересчитал серо-белые пятидесятирублевые купюры. Не так много, как кажется на первый взгляд, и строго на расходы по делу.

Но это не значит, что с тех расходов не перепадет и Абрамцеву. В конце концов, он же должен произвести на княжича благоприятное впечатление. Говорят, Иван Леонидович – настоящий франт.

Рубашки Сергей закажет через лавку колониальных товаров, из тонкого хиндусского полотна с шелком.

Также пиджаки пару штук, в Помеж-граде можно сшить, деньги на поездку теперь есть.

Галстуки.

Крепкие ботинки.

Сигары и мундштуки понадобятся.

Трость сандалового дерева, он одну уже присмотрел.

Ну и ладно уж, справит новое платье Лизе. Вот только стоит предупредить сестру, что Левецкий – не ее романа герой, находиться рядом с ним теперь опасно.

Лучинский просто так людей своим вниманием не отмечает, и, возможно, Абрамцев догадывается о причинах интереса Фомы Семеновича к вдольскому княжичу. А это тоже можно в выгоду пустить.

С этими приятными мыслями Сергей разделся и заснул, едва голова коснулась подушки.

***

Спускались они долго, осторожно, оставив лошадей наверху. Видимо, когда-то тут вниз сполз целый пласт земли, обнажив древесные корни, и опасно было споткнуться и кувырком полететь на камни.

Помежа хоть и обмелела, но даже в самом широком месте темнела тягучей неспешной водой. Игнат свесился с наклонившегося к самой воде дерева, проверил глубину палкой. Задумался.

— Я бы вас, барышня, перенес, — сказал он, — но... небезопасно тут. Чую. То ли нечисть какая лежку сделала, то ли просто эманации… нехорошие.

— Это, наверное, из-за ссоры водяных, — предположила Маша, — за поперечными нет пригляда, пока хозяева излучины разбираются. Лодку бы, но не думаю, что тут сейчас кто-то решится рыбачить.

Игнат согласился:

— Местные хорошо свою нечисть знают и наверняка держатся подальше. Нужно идти к ведунье.

— Вот так и уйдем? — огорчилась Маша. — Зря, получается, столько шли.

— Любавы дом тут недалеко, — успокоил ее Игнат, — с версту где-то. Устали?

Маша призналась, что есть немного, но версту она пройдет. Заглянула в торбу и с грустью констатировала:

— Я взяла немного сыра и кусок каравая, нужно было брать больше.

Игнат вдруг хитро подмигнул и полез в сумку, которую перед спуском снял с седла Булата. Как выяснилось, за узелком, от которого пошел такой вкусный запах, что у Маши заворчало в животе. Еще Игнат извлек на свет здоровенную флягу, еще холодную.

— Морс кизиловый, — сказал он. — Догва еды собрала на скорую руку, пока я Кудрю седлал, питье заговорила на прохладу. Сейчас посмотрим, чем так пахнет.

А пахло запеченной свиной рулькой с пряностями.

Игнат расстелил холстину, в которую был завернут полдник, прямо на песчаном бережке реки. Маша села на край полотна, Игнат присел на корягу. Помимо свинины Догва положила в узелок пирожков с рубленым яйцом, яблоки и пару соленых огурцов.