Он важно поклонился и протянул Марии сложенный вчетверо листок.

Маша развернула его, трепеща сердцем… и ахнула: поперечные словеса были расписаны двумя рядами по-русски, со знаком «берь» и причерками… и крошечными, в несколько штрихов, но очень искусными рисунками по полям.

Вот лесовушка с оттопыренными ушами-веточками, смотрит недоверчиво, готовая пуститься наутек, вот кикимора, а вот мавка с тяжелым недобрым взглядом… бурая недовольная ягодница в кусте малины, листовик на ветке...

И ведь все тонкое, что есть в лесном народе, подмечено.

— Это вы… все по памяти расписали? — с восхищением спросила Мария, стараясь скользить взглядом по строкам, но словеса не озвучивать даже мысленно.

Ведунам, говорят, не нужно вслух читать поперечную вязь. А с Машей как-то в детстве случился казус: она учила саламандров язык и, забыв о предупреждении папеньки, в уме произнесла длинную фразу. Чуть дом не спалила, вызвав огненного духа.

Папенька, кажется, тогда долго ее поучал. И Маша усвоила: не готов немедленно оказаться лицом к лицу с поперечным существом – не привлекай внимание, помолчи лучше.

— По памяти, барышня, — ответил Игнат. — Сложного тут нет. Намедни видал всю эту… братию в лесу, на обходе… князь поручил овраги проверить… Лоскотуха заморочить хотела, но я, опять же, словом отбился, — важно сообщил Игнат и многозначительно потер шею, на которой багровел синяк. — Надо бы того дитенка могилку поискать, похоронить по-людски.

Маша с уважением кивнула. Характер лоскотух был ей хорошо известен. Вблизи Березовки в ее детстве страшно было в сумерках нос за околицу высовывать, особенно молодым родителям малых детишек. (*)

(*лоскотухи – души детей, не нашедшие покоя)

Дело дошло до смертей – выпитых душ и крови.

Только старый князь сумел порядок навести, прибегнув к помощи Машиного отца – отловил злого духа, выяснил, чего тот хочет (душа неупокоенного младенца желала обряд и достойные похороны) и развоплотил нечисть.

— А рисунки? Тоже сами?

— Мои. Так… баловство.

— Так необычно… самобытно… очень красиво …

Игнат пожал было плечами, мол, чего тут такого, но тут же улыбнулся по-детски польщенно, блеснув глазами цвета весенней зелени. И снова Маша чуть не загляделась и одернула себя. К делу переходить нужно, а не восторги выказывать.

— Я к вашей бабушке обратиться хотела, с просьбой. Дело у меня есть, связанное с Поперечьем, а княжич… Иван Леонидович, наверное, очень занят.

— Очень, — Игнат степенно поправил картуз. — То по полям ездют, то в Родовейск, а то и в Помеж-град. Бабка поможеть. Она для того и ведуньей поставлена божьим словом, чтобы решать дела поперечные.

— И как мне найти Любаву?

— Так… я отведу. Бабуля чужих не любит, а через меня выслушает. Однако характер у нее… — Игнат поморщился. — Вы не бойтесь, я заступлюсь, если что.

— Спасибо. Заступничество мне не помешает. Тогда… скажите, когда вам удобно будет.

— Сегодня… сегодня удобно, — быстро проговорил Игнат.

— У меня сегодня дело, — Маша виновато улыбнулась. — Прежде чем навестить вашу бабушку, нужно… кое-что выяснить, — путанно пояснила она. — Я не уверена… Лучше, если я смогу убедиться… — а то ведь хороша она будет, явившись к Любаве с требованием «вынь да положь». — Я вам… напишу и с горничной записку отправлю, — вспомнив о приглашении к Томилиным, заключила Маша.

И вроде Ульяну Денисовну с Сашенькой еще с утра не терпелось повидать, но тут вдруг отчего-то стало досадно. Тетушка визит отложила, теперь неизвестно, когда ждать. Лиза Абрамцева намекала, что вскоре пришлет приглашение на какое-то «невероятное развлечение в узком кругу», и Марья Петровна непременно обязана присутствовать. Вроде Маша и на вакациях, а себе не принадлежит.